|
Мумбай плакал, даже, можно сказать, лил весь день горючие слёзы, от того, что мы его покидаем.
И нам, тоже было не до радости, ибо эти слёзы стекали с тентов, крыш и прочих поверхностей, растворяли собою пыль дорог и метеоритов, тёмными каплями, чтобы мы явственно увидели эти слёзы, которые сами по природе своей, бесцветные, покрывали наши светлые головные уборы и одежды, которые спасали нас все эти три недели от палящего зноя Южной Индии.
Мы же, чёрствые души, воспринимали это как неприятную и досадную помеху, в передвижениях по городу в поисках традиционных подарков родным и близким.
А вернувшись в отель, мёрзли от холода, который сковал нас, едва мы мокрые вошли в номер, в котором весь день работал кондиционер.
Первым желанием было залезть в горячую ванную, но таковой не было, а был обычный душ, в который невозможно попасть гостю весом более 80 кг, ибо дверь в ванную упиралась в унитаз, а напротив него, к стене был прикреплён умывальник, явно предназначенный для младшей группы детского сада, просвет между раковиной и дверью был всего 30 см. Протискиваться нужно только боком, или, пролазить под умывальником.
Нашли разумный выход, переодевшись в сухое. Мумбай, видя, что мы не признали его за живой организм, расстроился, слёзы полили сильнее. А нам было и невдомёк, завалив кровать вещами, занялись прозаическим делом, распихивать их по сумкам, периодически приподнимая последние безменом.
Слёзы стучали по стеклянной крыше отельного светового колодца. Этот звук проникал в номер, заглушая уличный шум вечернего города. Но мы только сокрушались, запихивая в сумки мокрую и грязную одежду.
Когда защёлкнули последний замочек, Мумбай смирился с нашим отъездом, и обречённого затих. Ровно в полночь, выйдя из отеля, мы только обрадовались, что не промокнем, усаживаясь в машину, а в ней уже нечего бояться, даже если разверзнутся хляби небесные.
Но Мумбай больше не проронил ни слезинки, видимо выплакав их до последней, только хмурил тёмные индийские брови, глядя, как мы, недосягаемые нависшим козырьком терминала, выбрались из машины и нагрузив тележку, скрылись внутри. А потом, не выйдя даже на сантиметр наружу, по прозрачному рукаву, вошли в прохладное нутро Боинга.
Потом его милость сменилась на гнев, дотянулась до Эмиратов и заставила час кружить над этой страной, потом посадила самолёт на аэродром, с другой стороны Дубая, прижав к земле ещё на час. Затем, вместо пятиминутного перелёта, продержала в воздухе больше получаса, чтобы едва войдя в транзитную зону, в предвкушении трёхнедельного ожидания обменять осязаемое содержимое Дьюти Фри, на неосязаемое пластиковых карт, на самом деле увидеть пассажиров своего рейса, проходящих на посадку.
Заметавшись от отчаяния, рискнул добежать до сувенирного бутика и, схватив первый попавшийся магнит, подбежать к лавочнику, который, улыбаясь, проделал привычную процедуру с пластиковым прямоугольником, вложил покупку в пакет, поблагодарил даже такого экономного покупателя. Нам же, только и осталось, что бросить обречённый взгляд на витрины, плотно заставленные сверкающими изделиями.
Только на третий день, глядя на хмурое московское небо, поняли, что же на самом деле было там в последний день. Только и остаётся гадать, как к этому относиться. То, что больше в него не вернусь? Не верю. Десять лет назад, также покидал его под мелкие слёзы последних дней мокрого сезона, но спустя столько лет, вернулся, да и не один.
Только осталась загадка, сколько времени будет длиться следующий интервал.
|
