Междисциплинарные гендерные исследования обнаружили социально-анатомическое неравенство в обществеВ большинстве современных языков есть категория рода — их, как правило, два, максимум три. Но вопрос, какой использовать, обращаясь к человеку и упоминая о нем в третьем лице, совсем не так прост. В русском языке к незнакомцу надо обращаться на «вы», как будто он не один, а несколько. В итальянском так тоже можно, но по-настоящему вежливый человек скажет Lei — она, подразумевая «вашу милость». И в третьем лице будет говорить о «ней» — их милости. И это совершенно независимо от пола имеющейся в виду личности.
А всегда ли можно быть уверенным в том, что пол человека, с которым имеешь дело, доподлинно известен? Да и если посмотреть на проблему с другой стороны, то можно сказать, что мальчики и девочки имеют друг с другом гораздо больше общего, чем мальчики с мужчинами, а девочки — с женщинами. Эта особенность учтена, например, в немецком языке, где о детях надо говорить в среднем роде. А если женщина остается в девах, то и ходить ей в среднем роде до старости. Не оказывается ли язык в известном смысле более «наблюдательным», чем его носители?
Чтобы восполнить упущенное, понятие «рода» (или «гендера») психоаналитики позаимствовали у лингвистов. Таким неожиданным решением мы обязаны Роберту Столлеру (Robert Stoller, 1924–1991): в 1963 году он выступил на конгрессе психоаналитиков в Стокгольме с докладом о понятии гендерного самоосознания. Его концепция строилась на разделении пола «биологического» и «культурного» — вот этот последний он и называл гендером. Предложение Столлера о разведении биологической и культурной составляющих в изучении вопросов, связанных с полом, и дало толчок формированию особого направления — гендерных исследований (gender studies). Однако исследования, которые сейчас мы назвали бы «гендерными», велись и до того, как было введено само понятие.
Анатомия — это судьба?Специалисты разных отраслей медицины второй половины XIX века стали замечать в своих пациентах неполное соответствие биологического пола психологическим самоощущениям. Так, психиатр Карл Вестфаль (Carl Friedrich Otto Westphal, 1833–1890) описывал свою пациентку «с сексуальными чувствами изменённой направленности» как «увлекающуюся мальчишескими играми» и «любящую одеваться как мальчик». Обнаруженное несоответствие воспринималось многими как проявление болезни. Однако лечение этой болезни оставалось проблематичным.
Пол — это производная анатомического строения человека, утверждал Зигмунд Фрейд (Sigmund Freud, 1856–1939). Именно анатомические различия между мужчиной и женщиной приводят к формированию различных типов личности и определяют его характер. Индивид идентифицирует себя либо с матерью либо с отцом и осознает причины различия между ними. Так половая поляризация переносится из области физиологического в область психологического. Пониманию процесса половой идентификации служат три ключевые концепции Фрейда — бисексуальности, Эдипова комплекса и комплекса кастрации (кастрационного страха).
Функциональное различение полов уже не так резко у Карла Юнга (Carl Gustav Jung, 1875–1961). Юнг разрабатывал универсальные принципы маскулинности (мужественности) и фемининности (женственности), он называл их «анимус» и «анима» и считал неизменяемыми основами половой идентичности. Однако у Юнга работает его принцип компенсации: ни анимус, ни анима никогда не присутствует в человеческом индивиде в чистом виде. В любом мужчине хотя бы изредко просыпается женщина. Ну, и, соответственно, наоборот.
Вторая половина XX века была временем крушения социальных устоев и гендерных «предписаний» как в Европе, так и в США. В отличие от первой феминистической волны конца XIX века, речь шла уже не только о правовом равноправии мужчин и женщин. Феминистки 1960-х хотели доказать «полную симметричность» полов, что бы это ни значило, и покол****ь биполярную природу полового мышления. Впрочем, и Фрейд, и Юнг снабдили их определенными аргументами: принципом бисексуальности первый, и идеей компенсации — второй.
Некоторый свет на возможную природу такой «симметрии» пролили исследования известного антрополога ХХ века Маргарет Мид (Margaret Mead, 1901–1978). В книге «Пол и темперамент в трёх примитивных обществах» (1935) Мид, описывая общества, в которых гендерные роли разительно отличаются от своих западных аналогов, пытается показать безграничную их пластичность. Для Мид было очевидно, что эти роли вовсе не однозначная функция биологического пола, они скорее оказываются результатом обучения. Она пишет:
Я предположила, что произошла социальная специализация некоторых свойств и черт человека, так что одни установки и формы поведения стали предписываться одному полу, а другие — другому. Это социальная специализация получила затем рациональное объяснение в теории, в которой социально установленное поведение было объявлено естественным для одного пола и неестественным для другого.
В своих работах Мид уходит от биологического детерминизма Фрейда и отдаёт ведущую роль в половой идентификации человека не анатомии, а тому социуму, в котором индивидууму предстоит найти свое место, выполняя специфические функции, приписываемые тому или иному полу. Из исследований Маргарет Мид можно было бы сделать краткий и парадоксальный вывод — мужчинами и женщинами не рождаются, ими становятся.
Третий пол, четвёртый, пятый...В работе «Мужское и женское. Исследование полового вопроса в меняющемся мире» (1949) Мид пишет о том, что во многих племенах американских индейцев существовали т.н. «бердаче». Их также можно встретить в Юго-Восточной Азии и Южной Океании. Бердаче — это представители одного биологического пола, принимающие гендерную идентичность другого. Такая практика в большей степени характерна для мужчин — они одеваются как женщины и выполняют женскую работу, но при этом все знают, что биологически они мужчины.
Профессор Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе антрополог Уолтер Уильямс (Walter Williams) подробно исследовал мир бердаче и поделился своими наблюдениями в книге «Дух и плоть: половое многообразие в американской индейской культуре» (1986). Уильямс отмечает, что среди ряда коренных американских культур бердаче приписываются обладание особой силой, их социально-экономический статус очень высок. Часто именно на бердаче возлагается управление ритуальной жизнью племени. Считается, что от них можно ждать справедливого управления — ведь, хоть они и мужчины, их социальная функция предполагает безразличие к женщинам; они способны противостоять их обаянию, а значит, могут быть посредниками между полами.
Профессор антропологии Квинс-колледжа Городского университета Нью-Йорка (Queens College CUNY) Эдгар Грегерсен (Edgar A. Gregersen) в книге 1983 года «Сексуальные практики: история человеческой сексуальности» приводит любопытную историю одной женщины-бердаче. В коренной американской культуре нахане супруги, у которых было слишком мало сыновей, могли принять решение о воспитании одной из дочерей «по-мужски». Когда девочке исполнялось пять лет, к её поясу привязывали высушенные яички медведя, и с этого момента все её воспринимали и воспитывали только как мальчика. Будучи взрослой, она обычно продолжала себя вести как мужчина.
Бердаче не вписываются в рамки биполярной половой структуры. Со временем в антропологии под этим словом стали понимать любого индивида, чья деятельность и одежда не соответствует его биологическому полу.
Ещё одним примером несоответствия гендера анатомии служат «нэдл» из индейского племени навахо. Нэдл — это представители третьего, промежуточного или, может быть, «общего» пола. Нэдл можно родиться, а можно и стать по собственному желанию. В состав этой группы входят и анатомические гермафродиты, и вполне нормальные, с точки зрения анатомии, люди, которые решили, что промежуточный пол более соответствует их мироощущению. Нэдл исполняют и мужские, и женские задачи. И одежду они носят того гендера, чьи задачи исполняют на данный момент. Представители этой группы могут выбрать себе в качестве брачного партнёра как мужчину, так и женщину.
У американской культуры мохавки четыре гендера — мужчинам и женщинам позволено переходить из гендера в гендер с тщательно разграниченными ролями. Так, мальчик, который отдаёт предпочтение женскому типу поведения, при наступлении половой зрелости подвергнется инициации и станет «алиха» (aliha). С этого момента он получает женское имя, красит лицо как женщина, исполняет женские роли и выходит замуж за мужчину. После свадьбы он ежемесячно делает надрез на верхней части бедра, чтобы обозначить «свой» менструальный период. Алиха даже обучают тому, как «родить» ребёнка.
Время от времени алиха симулирует беременность, а когда приближается время родов, начинает пить вызывающий запор настой, чтобы испытать боли, как при настоящих схватках. Конечно, в действительности у алиха никто не рождается. Но вопросов это не вызывает, поскольку у мохавков похороны мёртворождённого младенца — сугубая обязанность матери.
Меняют свой гендер и женщины мохавков и становятся «хваме». Они, как и мужчины, занимаются охотой, сельским хозяйством, выполняют функции отца по отношению к детям, но при этом не допускаются на ведущие политические позиции.
В большинстве своём случаи половой неопределённости развиваются в направлении «от мужчины к женщине», но и обратное вовсе не рассматривается как что-то исключительное. Так, в ряде африканских племён приняты браки между женщинами, в ходе которых женщина-муж приобретает все права на имущество, детей и услуги своей женщины-жены. Отношения между супругами, как правило, полностью лишены сексуального компонента, но мужского партнёра для своей жены выбирает её законный «муж».
Что очень важно, у всех этих народов подобные половые инверсии вовсе не считаются признаком девиантного поведения. Тот факт, что биологический пол человека не соответствует выбранной им роли в обществе, его культурному полу, ни в коей мере не делает его изгоем, более того — в некоторых культурах социальный статус таких людей очень высок. Подобные модели организации социальной жизни позволяют говорить о том, что «пол», «половая идентичность» и «половые практики» нередко не имеют между собой никакой связи.
Таитянское уравнениеДэвид Гилмор (David D. Gilmore), автор книги «Становление мужественности: культурные концепты маскулинности», понимает под маскулинностью одобряемый обществом в любой конкретной культуре способ быть взрослым мужчиной. Он отмечает, что идеал мужественности не является отражением индивидуальной психологии, а есть часть общей культуры, коллективное представление. Все общества вырабатывают и предписывают определённые роли полового поведения для взрослых мужчин и женщин; почти у всех народов, знакомым антропологам, настоящая мужественность — это драгоценный статус, который можно утратить. Он не сводится к простой констатации пола и возраста. Быть мужчиной во многих культурах — это значит ощущать своё превосходство над женщиной и постоянно доказывать свою мужественность другим мужчинам.
Однако на Таити всё иначе. Поль Гоген (Paul Gauguin, 1848–1903), часть жизни которого прошла на этом острове, писал о таитянах: «Есть что-то мужественное в женщинах и женственное в мужчинах». Роберт Леви, проводивший полевые исследования на Таити в 1960-е, подтвердил это впечатление Гогена о сексуальной неопределённости. Леви отмечал, что гендерные различия на Таити не сильно выражены, размыты, вдобавок к этому неразличимы и половые роли — почти нет исключительно женских или исключительно мужских работ. Мужчины не опасаются вести себя женственно — например, соприкасаются телами в танцах, трутся друг о друга. Также Леви наблюдал множество кратковременных ролевых переходов — мужчины, ничуть не смущаясь, показывали, как правильно кормить воображаемого младенца грудью или делали вид, что беременны. Вероятно, можно говорить о том, что на Таити гендерная поляризация сводится к минимуму.
Можно только удивляться тому, сколь скромными и робкими выглядят предположения Фрейда и Юнга о неоднозначности социального пола человека на фоне более поздних антропологических исследований. Можно удивляться и тому, что архаических социумах гендерная структура оказалась гораздо более сложной и многофункциональной, чем в развитом западноевропейском. Понимание процессов гендерной идентификации в значительной мере способно повлиять на формирование нового подхода к воспитанию детей. Маргарет Мид надеялась, что её этнографические исследования помогут людям перестать вешать ярлыки, продиктованные стереотипами, на тех, чьё поведение не оправдывает традиционные ожидания, и, возможно, сделают цивилизованный мир чуть более гармоничным.
Элла Бикмурзина,
www.vokrugsveta.ru
