Jonathan28 › Любимые стихи.

Представил огромное сердце в рюкзаке :)

Как тот легионер, что, чуть стерев песок и кровь

с лица, в цепях, в полубреду, в плену

благодарит богов за поражение -

затем, что не велит себе роптать и сожалеть

об утверждённой наверху судьбе

всего побоища - и личной участи;

но глух его латинский монолог,

в глазах играет желтизна, и - доведись ему

на волю вырваться - он воевал бы вновь...

Так я, не рассчитав опять прыжка, над пустотой

вишу, держась за пустоту, - и мню

себя союзником закономерности.

Я трезв, я полон сил. Но пустота - сильней меня.

Закономерность не весьма ясна,

и тень отчаянья мрачит моё чело.

Пусть цепи не звенят на мне - так что ж?

Ведь и доспехи не звенят. И всё, зачем я есмь, -

лишь череда прыжков неосмотрительных...

Вода уйдёт в песок. Верблюд с размаху на бархан

взбежит и рухнет неживым. Цветок

согнётся нехотя - и перестанет быть.

Умрёт легионер, шепча: «Юпитер, ты не прав...»

И небеса не усмирят его

ни порицанием, ни попустительством.

Но скрыт в цветке и звере некий знак,

старался воин неспроста, вода - и та течёт

не то на голос недр, не то на лунный зов...

А я? Что делать мне? Какому Риму присягнуть?

Какое небо допросить? С каким

чревовещателем мне подписать контракт?

Витий вокруг полно, говорунов хоть отбавляй,

сирен горластых тут и там не счесть,

и внятны речи их. Но неприятны мне.

А те, с кем я бы всласть потолковал,

кого бы выслушал всерьёз, - те, зная истину,

хранят молчание в своих бестрепетных

гробах.

Михаил Константинович Щербаков

Мимо ристалищ, капищ,

мимо храмов и баров,

мимо шикарных кладбищ,

мимо больших базаров,

мира и горя мимо,

мимо Мекки и Рима,

синим солнцем палимы,

идут по земле пилигримы.

Увечны они, горбаты,

голодны, полуодеты,

глаза их полны заката,

сердца их полны рассвета.

За ними ноют пустыни,

вспыхивают зарницы,

звезды встают над ними,

и хрипло кричат им птицы:

что мир останется прежним,

да, останется прежним,

ослепительно снежным

и сомнительно нежным,

мир останется лживым,

мир останется вечным,

может быть, постижимым,

но все-таки бесконечным.

И, значит, не будет толка

от веры в себя да в Бога.

...И, значит, остались только

иллюзия и дорога.

И быть над землей закатам,

и быть над землей рассветам.

Удобрить ее солдатам.

Одобрить ее поэтам.

(c)И.Бродский

Ты слышишь, как звуки музыки,

Несмело в тебя проникшие,

Заставили дрогнуть что-либо

Нетронутое ещё?

Ты слушаешь эту пасмурность,

Невинную поступь лирики,

Шальной, всемогущей слабости?

Ты чувствуешь, что ты раб?

Ты носишь в себе мелодии,

Сидящие в ряд на веточках,

На древе хитросплетения,

Что в сердце твоём растёт?

Ведь если не слышишь музыки,

Не носишь в себе мелодии,

То что заполняет паузы?

Что заново жмёт на play?

На фоне сомнений пагубных,

В минуты корыстных помыслов,

Что делает мир отчаянный

Пристанищем нас - людей?

Агутин Л.

В старый город пришел Апрель.

Из плаща сыпал снег и град.

Вечерами пил морс и эль,

ел чернику и виноград.

Просыпался часам к пяти.

Иногда — к четырем и трем.

Был огромный как синий кит.

И любил рисовать углем.

У Апреля был верный друг.

Его имя, конечно, — Март.

У него было тридцать штук

(или сорок) игральных карт.

Март любил бергамот и «Сплин»,

ездил в Лондон и Петербург.

Он был рыжий как апельсин,

разноцветный как летний луг.

Вместе с ним приходил Февраль.

Приносил арманьяк и сыр...

...до рассвета горел фонарь.

И Апрель выходил босым,

завернувшись в короткий плащ.

Допивал из бутылки эль.

И чеканил футбольный мяч

о большую сухую ель.

Напевал «ДДТ» под нос

и смотрел, как горит рассвет.

Вспоминал, что конечен пост

уже тысячи длинных лет.

Небо цвета как карамель

отражалось в потоках рек.

В старый город пришел Апрель.

В старом городе выпал снег.

Джек Абатуров.

Да, мне тоже очень нравится)

Куда ты едешь, рикша?

Друг, подвези!

Я устала шагать по сансаре, заныли ноги...

Мы давно пребываем с небом в такой связи,

Что вмещаем в объятья

Улицы и дороги.

Увези меня, рикша,

От материй и от вещей,

Я сплю на полу, простые ношу одежды,

Вся моя пища от фруктов и овощей

До безусловной любви и простой надежды.

Милый рикша, ты сед, у тебя усы,

Ты знаешь о жизни боле, чем мне случилось,

Но утренним каплям свежей земной росы

Я радоваться все-таки научилась.

Добрось меня до распутья,

Я сяду в тень

Высоких деревьев, залитых ярким светом.

Рикша, рикша,

Почему люди каждый день

Теряют возможность радоваться рассветам?

Екатерина Заварыгина.

Experience

Спасибо, душевно!)

Я к губам подношу эту зелень -

Эту клейкую клятву листов,

Эту клятвопреступную землю:

Мать подснежников, кленов, дубков.

Погляди, как я крепну и слепну,

Подчиняясь смиренным корням,

И не слишком ли великолепно

От гремучего парка глазам?

А квакуши, как шарики ртути,

Голосами сцепляются в шар,

И становятся ветками прутья

И молочною выдумкой пар.

Осип Мандельштам

Не в страх и не в осуждение будут мне эти строфы

Я слышал, в Париже по улицам рыщут антропософы

Узнать их просто - они одеты в железные вещи

Манеры у них варварские, слова темны и зловещи

Подходят ночью компанией, ни бонжур, ни привета

И через слово ссылаются на мрачных божеств Тибета

Я слышал о них многое, чего и не скажешь до срока

Что ими правит дева-прядильщица из Марокко

Сидит в тамплиерохранилище, во рту у нее котлета

И многое паранормальное открыто ей через это

Ведь волю дать - разбежались бы, шагом бы да бегом бы,

А после - ищи свищи, прочесывай катакомбы,

Сваливай на арабов и континентальный климат...

Так и живут - пескоструйно, и сраму вообще не имут.

Когда же каждую пятницу в Париже конфликт интересов

И в небесах разворачивается битва воздушных бесов

Для них то, как цирк с театром: они выходят из круга,

Обёртываются в простыни и скачут друг через друга.

Я слышал, что в это время их все оставляют в покое,

Потому что тронь одного - и тут начнется такое...

Не зря старожилы молчат про дом на бульваре Османа,

Руины Монмартра и пепел шестнадцатого арондисмана

– Алексей Рождественский