Jonathan28 › Любимые стихи.

Старость приносит, блядь, мозга остекление.

Поэтому хочется написать про моё поколение.

По сравненью с героями были мрази - мы: крайне нежелательное явление.

Но на пространствах Северной Евразии мы были первое неголодавшее поколение.

Первое поколение не голодавшее. Тем не менее, всё провафлившее.

Доживаем мы, грустные – завязавшие. Доживаем веселые – спившиеся.

Из нас пытались сделать людей из стали. А вышло жуликоватое население.

Сотый раз повторю, что мы всё просрали. Не мы первые, но мы, похоже, последние.

Уважали, конечно, Родину-мать, хотя часто жалели, что здесь родились.

Но не призывали никого убивать, и сами, самое главное, не рвались.

Подростками были весьма опасны, потом уходили в армию и институты,

Оттуда возвращались со всем согласные, вполне сформировавшиеся проституты.

У одних дедов звенели медали, другие сдохли возле параши.

А мы тихонько неголодали да ходили на всякие марши.

Когда просыпались по вытрезвителям, боялись только телеги на службу или в институт.

До 50-ти лет жили вместе с родителями, а некоторые и сейчас живут.

В неоднозначных отношениях находились с отцами. Пили с 12-ти лет всё возможное.

В школе учили Гегеля, закон «Отрицания отрицания» и «Единства и борьбы противоположностей».

Употребляли напитки подозрительного изготовления, совершенно не похожие на молоко.

И вопреки великому Откровению искавшие смерти находили её легко.

Ели пельмени с томатной пастой, на дачах жарили шашлыки.

Но не верили ни одному слову начальства, так как, в отличие от нынешних, были не мудаки.

Все неоднозначные мы такие, диалектика в общем, братцы.

Уехавшие испытывают ностальгию, оставшиеся мечтают съебаться.

И я вам скажу, на пороге сна заканчивая данное стихотворение, что в каждом поколении 80% говна.

И мое поколение вовсе не исключение.

Всеволод Емелин

Я пришёл сюда не потому, что хотел.

Я родился без имени, я не выбирал цвета глаз.

Я не мог даже представить себе этого крика тысячи тел.

Но все слова — ложь. Это последний раз.

БОГРУКИНОГ. БГ+. Новый 20-минутный альбом, не в бровь, а в глаз.

Тоска по тебе, как скрипка, вступает с высокой ноты,

обходит, как нежилые комнаты, в сердце полости и темноты,

за годы из наваждения, распадаясь на элементы,

став чистой мелодией из классической киноленты

давай когда-нибудь говорить, не словами, иначе, выше,

о том, как у нас, безруких, нелепо и нежно вышло,

как паника обожания нарастает от встречи к встрече,

не оставляя воздуха даже речи

выберем рассветное небо, оттенком как глаз у хаски,

где-то не в этом теле, не в этой сказке,

целовать в надбровья и благодарить бесслёзно

за то, что всё до сих пор так дорого и так поздно

спасибо, спасибо, я знала ещё вначале,

что уже ни к кому не будет такой печали,

такой немоты, усталости и улыбки,

такой ослепительной музыки, начинающейся со скрипки

пронзающей, если снишься, лучом ледяного света,

особенно в индии, где всё вообще про это -

ничто не твоё, ничто не твоё, ни ада,

ни рая нет вне тебя самого, отпусти, не надо

Вера Полозкова

Лучшее об Индии:

Связь мерцает. Контакт искрит

Падая, ветки кокосов кровлю

Крошат вдребезги, как бисквит

Вещи не подлежат контролю

Мы, заводы большой вины

В Индии спасены

Дом почуешь за двадцать ям

В дом заходят гекконы, мыши

Сахар нравится муравьям

Ворон грает с утра на крыше

Хриплый кашель соседа слышен

Так, как будто он спит в мешке

Прямо в твоей башке

То, как переживаешь грязь

Как бежишь ее — главный вызов

Как уйдешь в нее, матерясь

Как ее разгадаешь, вызнав:

Псы, коровы, жуки — цари

Грязь у тебя внутри

Как стыдишься своих темнот

Нетерпимый к чужим помоям:

Индия лечит мгновенно от

Ложных эго, дерьмом и морем

Всюду бог. Ты его омоним

Это — храмы и алтари

И — у тебя внутри

Всё изведай и отрази

Всё, что здесь вызывает ярость:

Разгляди на свету, вблизи

Как чудесное состоялось:

Вот растаскивают усталость

Яд гордыни, яд нелюбви

Мыши и муравьи

Это принцип. Ты ни при чём

Тот, кто вечно был виноватым

Ощущает, что вдруг прощен

Он услышан. Он только атом:

В два сосновых ствола охватом

Вооружившийся до бровей

Бешеный муравей

Бог начнет с твоего лица

Как поедешь в тук-туке с рикшей

Как увидишь кокос, возникший

В шаге от твоего крыльца:

Он найдет тебя, стервеца

Он как молнией голубой

Вспыхнет перед тобой

— Вера Полозкова

Мой стиш будет краток,

Индия - ты, Индия - я,

Где то горит земля,

Моя.

Избранные хокку. Мацуо Басё

* * *

Весеннее утро.

Над каждым холмом безымянным

Прозрачная дымка.

* * *

Даже серой вороне

Это утро к лицу -

Ишь, как похорошела!

* * *

Как разлилась река!

Цапля бредёт на коротких ножках

По колено в воде.

* * *

Старый пруд.

Прыгнула в воду лягушка.

Всплеск в тишине.

* * *

Вечерним вьюнком

Я в плен захвачен...

Недвижно стою в забытьи.

* * *

Какое блаженство!

Прохладное поле зеленого риса...

Воды журчанье...

* * *

Домик в уединенье.

Луна... Хризантемы... В придачу к ним

Клочок небольшого поля.

* * *

Посадили деревья в саду.

Тихо, тихо, чтоб их ободрить,

Шепчет осенний дождь.

* * *

Утка прижалась к земле.

Платьем из крыльев прикрыла

Голые ноги свои...

* * *

Осени поздней пора.

Я в одиночестве думаю:

"А как живет мой сосед?"

* * *

Как тяжёл первый снег!

Опустились и грустно поникли

Листья нарциссов...

* * *

Стебли морской капусты.

Песок заскрипел на зубах...

И вспомнил я, что старею.

* * *

Зимние дни в одиночестве.

Снова спиной прислонюсь

К столбу посредине хижины.

* * *

Молись о счастливых днях!

На зимнее дерево сливы

Будь сердцем своим похож.

* * *

Сегодня 'травой забвенья'

Хочу я приправить свой рис,

Старый год провожая.

* * *

Луна или утренний снег...

Любуясь прекрасным, я жил как хотел.

Так и кончаю год.