Moony › Чего бы почитать: Интересные книги на Межгалактическом Дирижабле

не помню , писал здесь или нет

супер дзен роман - эпопея Эйдзи Ёсикава "Десять меченосцев" .

Сижу, читаю, вся в слезах и соплях. Оооочень трогательная!

Есть такой Товарищ - Тарас Пащенко из Минска. Недавно наткнулась на его жж - цитатник Пащенко.

Рекомендую всем, кто в поиске чтива. Я сначала съела весь цитатник, как отдельное произведение. Затем выписывала названия книг и авторов. Получилось много. О!!! Буквально за месяц до этой "находки" я перелопатила книные магазины и интернет в поиске "чего-нить такого" и была полностью сбита с толку, потому что книжек миллиард и все было не "то"

Спасибо тебе, Тарас. Кроме того, Тарас делает еще много всякого полезного для человечества, можно глянуть на его сайте.

итак цитатник Пащенко

А вот меня,как говорится,за живое задела книга " НЕСВЯТЫЕ СВЯТЫЕ" архимандрита Тихона (Шевкунова).Это документальная книга...о жизни,об общении с Богом,о священниках,монахах,генералах,известных людях-поэтах,режиссёрах,актёрах и т.д.Книга написана очень простым языком ,потому что рассчитана на широкий круг читателей.Написана с юмором.Много смеялась ( хотя рассказывается о вещах очень серьёзных) ,местами воспринимала,как детектив...порой и слёзы наворачивались...Иногда что-то своё вспоминалось...что,например ,было со мной в 80-е годы или в 90-е...Как жила,о чём мечтала,во что верила.:))

Возможно,эта книга очень пригодится тем,кто захочет "духовность" отыскать поближе к дому(хотя "дом" понятие тоже...растяжимое:))

Рекомендую книгу Александра Кузнецова-Тулянина "Язычник". (Можно скачать в интернете. ) События развиваются на Дальнем Востоке. Книга очень глубокая.

Для затравки....

Случаются человеческие поселения в глубине дикой природы. На сотни миль - океан в пене, ветер, небо, растрепанное и седое, не знающее ни края, ни препятствий. И если плыть на судне - плыть, а не идти, как мореманы, рисуясь, говорят в присутствии сухопутных, а именно плыть, как они говорят между собой, потому что в шторме ты плывешь и болтаешься, подобно тому веществу в проруби, - если плыть много и много дней подряд, то может показаться, что не будет конца ветру, дождю, волнам, пене. Но одним утром поверхность океана раздастся и вздыбится обильный тучной зеленью остров с вулканами и сопками в драных облаках, раскинется нелепая городьба на берегу - домики, обитые черным рубероидом, электрические столбы, длинный деревянный склад возле пирса. Мокрая неустроенность, и все держится неизвестно на чем, притулилось на берегу, а где он, берег, твердь, где океан? Хлещет вода со всех сторон - с неба, с океана, потоками с сопок. По улочке, как по реке вброд, против урагана продирается угнувшийся человек в резиновом плаще. А в миле от берега - городьба из десятка судов на рейде, перемогающихся в широком взбаламученном заливе. Ночью шторм заляжет, и на берегу включатся жиденькие огни от электростанции с тремя старыми дизелями, и станут огни тлеть посреди тьмы - будто окаянные сироты побредут с фонарями сквозь дикий мир.

Бывали эпохи, когда такие маленькие морские поселения спасали огромную страну. Без хлеба и мяса, она годами сидела на селедке, и весь мир дивился, что голодная страна оставалась жива и воинственна. Теперь, до нового бунта или войны, тихие поселения, как маленькие забытые открывателями государства, будут плыть в собственном времени, ничего не разыскивая, не запоминая пути и не намечая себе никаких причалов в будущем.

* * *

В западном углу океана случайный летний тайфун, накручивая спирали с северо-востока, двое суток уволакивал в непроглядную муть остров и поселок рыбаков на берегу залива. Тайфун валил столбы, рвал провода, опрокидывал сарайчики и теплицы. Дощатый курятник над крутым склоном от страшного удара ветра распался, и в ревущем потоке закувыркались выломанные доски и выброшенные на волю всклокоченные куры. Налетал горизонтальный заряд ливня, иссекая холодными иглами землю, стены домиков, деревья, травы, всякого живого, кто посмел высунуться наружу. На второй день река подняла широкий деревянный мост, медленно развернула, вынесла в море, и волны - короткие, высокие, хлесткие, выплюнули его на берег по бревнышку - море завалило берег мусором и грязно-желтой пеной.

Люди в домиках два дня томились ожиданием, словно были посажены в старые просмоленные бочки и брошены в волны. И всякий Гвидон, прикидывая убытки, затаенно слушал, не разобьет ли бочку о скалы, - допоздна сидел за столом, жег свечные огарки, потягивал дешевую китайскую водку из рисовых отрубей. И жизнь, с ее теплом и мыслями, с надеждами и горестями, будто вся выдавливалась из пространства тайфуном и стекалась в эти маленькие островки - в людей, в их тела, в нежные оболочки.

На третье утро скорлупа непогоды раскололась и в небе у самого горизонта растекся ослепительно сверкающий желток. Этим утром в поселке запылал пожар - не огнем, потому что огонь поблек в солнечных лучах, а черными завораживающими клубами стал возноситься в небеса построенный еще японцами домишко у реки. Он ветшал, прел, кренился уже, пожалуй, лет сто, и, пришло бы ему время тихо замереть в безобразных развалинах, однако жизнь его закончилась красиво, вихреобразно и бунтарски, чего никто не ожидал от такой развалюхи. Но может быть, ...

Индостанцы, путешествующие по странам, времени и бытию. Неужели, никого не торкнул "Язычник"? Если кто-то прочитал, напишите свое мнение...Мне очень интересно. Меня познающую, ищущую, путешествующую не только по кромке земной, задело зацепило, оставило след, многое объяснило и приблизило к объяснению,а где-то приоткрыло дверцу в непознанное, но интуитивно искомое...

Я чот боюсь книг с такими пафосными аннотациями. Последнее, что торкнуло из русскоязычных - "Диета старика" Пепперштейна

Случаются дни чистые, преисполненные гармонии, и видишь тогда мир внятно и просто. Береговой изгиб летит вдаль, врезается в ржаво-охристый базальтовый мыс, похожий на выпуклый лысый лоб старика. И старик этот по самые брови закопался в пену океана. Там прибой и птицы, опьяненные собственным криком и полетом. Там пограничье миров - воды и земли, но твой разум, кажется, не знает никаких границ. В такие дни самые мелкие мелочи прорезываются в пространстве и начинают звучать каждая своей мелодией: глянцевые выпертыши валунов в прибое, облепленные россыпями крохотных черных улиток, которые ползут и ползут по кругу уже двести миллионов лет, обсасывают до блеска влажный камень; след босой ноги в песке, и в следу - отогретые солнцем морские блохи; среди отливных камней - вялые фиолетовые звезды, раздавленные панцири крабов, битый перламутр ракушек, засыхающая медуза с бордовым крестиком в сердцевине ядовитого тела, обрывки оранжевого рыбацкого костюма, сломанное весло, ящик из-под пива - пластмассовый, элегантный, с надписями "Capрoro"; выше прибойной линии - густая трава и заросли шиповника по дюнам, с дикими малиновыми розами; еще дальше - рыбацкий барак, похожий на большой сарай, у входа - вбитый в песок кол, на который веселый малый Витек Рыбаков водрузил коровий череп, один рог у черепа размочален, словно били по нему молотком на камне. Кажется, что в привычные запахи берега врывается аромат лопнувшего перезревшего арбуза - густой и дразнящий. В такие дни светлым своим разумом начинаешь понимать, что время - чья-то неудачная выдумка, и каждую секунду отпускаешь в прошлое без сожаления, потому что нет времени, нет прошлого, нет утраченного.

Великолепный язык, сейчас редко такое встречается. Оторваться невозможно, читается "на одном дыхании". Вот только конец... ужасен.

"Яйцо" - любимое оттуда.