ПУШКИН И ГОА
Еще в конце лета Пушкин начинал тосковать и томиться думами об Индии. К середине октября тоска становилась столь сильной, что он бросал дела, отправлял из Болдино гонца в Москву за полугодовой визой, а сам собирал вещи. Вещей собиралось восемнадцать гусиных перьев, шесть тетрадей со стихами, три пустых тетради, пинта чернил, гусарские сапоги, коллекция панталон всех видов и расцветок, щеточка для бакенбардов, стильный чёрный фрак, шляпа-цилиндр и монокль. Не то, чтобы все это нужно было ему для лонгстея, но раз уж начал собираться в Гоа, надо идти до конца. Единственное, что его смущало – это двенадцатитомное собрание сочинений Василия Караваева. Нет ничего более беспомощного, безответственного и испорченного, чем человек, подсевший на книги Караваева. Но Пушкин знал, что рано или поздно ему придётся перейти на эту дрянь.
Гоголь же в это время сидел на теряющем золотые листья клене под окнами Пушкина и дрочил.