Гостевой блог › Конец зоны всех ограничений

Drolma

я не видела индусменов в Маникаране, только молоденькие парни в огромных количествах))

Бодхгайя гораздо больше понравилась по атмосфере, нежели Ревалсар, он пустой показался и монахи злобноватые)

если учесть, что за 5 дней я озеро досконально изучила, не было там вообще вот так прямо на берегу ни одной кафешки, был дорогой пафосный ресторан с чизкейками и индиан фуд. а я люблю шоколадные шарики)) они как пирожное картошка, я фанат пирожного картошки.

svmasha

получается, что большинство монахов - это дети богатых родителей, техника с огрызком сзади недёшево стоит.

Возможно, что так. Просто есть особые праздники, когда все родственники дарят подарки монаху. Т.е., просто денежки дарят. А семьи там большие. Монахи могут накопить что-то. Если монах путешествует на Запад, белые люди могут ему лично также делать подарки. Часто дарят бу телефоны, фотики и пр. Или новые даже.

На самом деле, это не у многих такое есть. Я знаю одного тулку, т.е., перерождение высокопоставленного учителя, у которого ни телефона, ни даже дешевых индийских часов не было. Родственники ничего не дарили, считали, что в монастыре ему все дадут, а в монастыре только еду дают и одежду + мелочь по праздникам на кока-колу и пряники. Ну и вот он ходил без всего. Страдал)) Хотя учился на отлично))

Это они так развлекаются с гаджетами. С возрастом проходит))

Прямо так пирожного картошки захотелось))

Когда у меня там было плохое настроение, почему-то тоже. именно монахи казались недружелюбными сильно)) А когда хорошее настроение, то наоборот. Зеркалят нас самих, что ли.. Но они тоже люди и у них тоже может быть плохой день и пр. Это неважно. Важно, чтобы они занимались учебой и практикой и особо не отвлекались от занятий. Хотя они, по молодости, как раз очень даже стараются отвлекаться как можно больше)) Не все, опять же, но большинство таки да. Все успевают))

я потому и возмутилась, потому что там не единичные случаи, а все поголовно с яблочками и зеркалками или лопатофонами. все.

и вот вы пишите о молодых, так ладно мальчишки, а там дяди лет 50 с этими девайсами, ну и ребятня само собой.

Ну не знаю. Может там особо богатая Нингмапинская сангха)) В любом случае, для них главное - это выполнять свою практику и работу в монастыре. А если есть средства и время на развлечения, это пусть.

У меня, например, этого всего нет и не надо. А азиаты вообще любят всякие такие прибамбасы)) Ну и пусть, я считаю. Если бы это было проблемой, учителя бы не разрешали монахам иметь телефоны и фотики))

Ну вообще, если хочется думать, что это плохо и все такое, то это тоже можно. Все можно))

Пишите еще))

не соглашусь. их детьми отдают в монастырь. дети откуда знают, что для них это главное. предки отдали и что делать - приходится.

и у меня нету этого. я не к тому, что это проблема. ну не вяжется с образом монаха, который отказался от мирского. это как батюшки на мерседесах.

продолжение следует, конечно. много приключений впереди.

psevdogirl

Одно дело, когда взрослый мужик отказывается от мирского в 40 лет, и другое - когда тебя отдают в монастырь в 5 лет, потому что такая традиция - отдавать второго сына в монастырь.

Очень многие монахи уходят из монастырей, но многие и остаются.

По моим наблюдениям, дети, которые играют в эти самсарные игрушки, как раз и уходят из монастырей в мирскую жизнь. В общем, в этом тоже ничего плохого нет. Но лучше, конечно, когда ребенок сам, по своему желанию и стремлению уходит в монастырь. Не знаю, по-моему, это наилучший путь в жизни. Но многие из тех, кого туда отдали детьми, не думают так и уходят и это их право. Но, пока они в монастыре, они подчиняются монастырским порядкам и их учитель решает, что для них главное, в соответствии с многовековой традицией..

Ламы ездят на цивильных машинах. Многие на б/у. Я в этом никакой проблемы не вижу.

Что до индуистских бабов, то у них у многих тоже все в порядке с гаджетами. У бабы, который стережет бабовский очаг при храме в Васиште нормальный такой смартфон Samsung Galaxy, в который он частенько смотрит с умным видом. Тоже не в реке нашел наверное.

Мы едем в деревню Ашока.

Утром дождь лил, как из ведра. Мансун в Гималаях. Одёжка третьи сутки не может высохнуть. Но мы уже одурели от скуки и точно решили ехать к Ашоку. Мозги в Индии отключаются напрочь, утром, чтобы одеться, требуется нереальное напряжение, например, сообразить, что надо напялить дождевик. Укутавшись, собираемся на выход, и что же - наша дверь не открывается. И так, и сяк мы её дёргали, причём видно, что она не в районе замка застряла, а где-то ниже, меня задалбывает эта дверь, я нажимаю звонок. Через 5 минут поднимается кто-то и стучит в дверь:

- Откройте дверь, пожалуйста!

- Что случилось?

- Толкни дверь!

Дверь открывает парнишка-тибетец. Их там трое рулят: замороженная девчонка-тибетка, этот парень с прикольным хэйр стайлом и мальчик-индиец лет 15, по-моему, они нещадно эксплуатирует этого индусика, тоже мне бедные-разнесчастные тибетские беженцы, буддисты хреновы.

Я говорю, что проблемы с дверью, проблемы с туалетом и проблемы с водой. Парень проблем с дверью не видит, и именно тогда, когда нам надо уходить, бойлер самопроизвольно включился и стал чудненько греть уже ненужную воду.

- Вы можете сменить комнату.

- Ну уж нет, мы теперь отсюда точно не съедем.

Разбираться некогда, упихиваю парнишку за дверь, закрываем её и уходим. Нас ждут великие приключения!

Мы идём завтракать к бабуле-тибетке на 2-й этаж, шкеримся, чтобы Галчонок нас не увидел, а то мы же ему изменяем)) Я решаюсь попробовать тхкупу – плоская длинная широкая лапша, плавающая в непонятном бульоне – не вкусно, зато я беру тибетский хлеб с маслом и джемом – это потрясающе вкусная вещь – свежевыпеченные пухлые лепёшки, настоящее жирное масло, солёное на вкус, и потрясающий клубничный джем. Я уже офигела с этой овсянки, понятно, что её надо есть, чтобы нейтрализовать индийские термоядерные блюда, но тут, в Ревалсаре, еда буддистская – мне не нравится, она кажется пресной, без изюминки, скучной и однообразной. Натаха берёт сваренные вкрутую яйца, видимо, тоже овсянка встряла где-то. Потом идём в кондитерскую, под проливным дождём, долго просим у продавца коробку под сладости, потом он долго и муторно нам считает, мы взяли всё, что там было по две штуки, мне лениво напрягаться и спрашивать, что и сколько стоит, пофиг, дырка в голове. Кутаем коробку в пакетики и понимаем, что искать идти чашки просто такая вселенская лень, что нет такой силы, что заставит нас это сделать. Решаем, что бабуля обойдётся.

Возвращаемся в номер, я решаю не брать с собой полотенца-зубные щётки, чтобы ненароком не остаться ночевать в этой неведомой деревне. Ну вот, мы и готовы. Дверь! Наташка дёргает ручку, и та отваливается. Мы начинаем ржать. Нет, эти люди не забудут русских: сортир у них не работал, водогрей тоже, теперь ещё и дверь разломали. Смеёмся до истерики, падаем на кровать.

Снова нажимаю кнопочку звонка, ещё и ещё раз, наконец, слышны шаги и лёгкое поскрёбывание. Open the door please!!! Дверь открывает мальчик-индус. Я уже ничего не хочу объяснять, просто смеюсь. Мальчик премило улыбается и уходит. Мы, напялив дождевики, идём на бас-стенд, искать такси.

Ищё не дойдя метров 50 до бас стенда, нас сам ловит чувак на крутом белом джипе, я сразу понимаю, что на такой машинке и цена будет соответствующая, но можно попробовать. Дождь кончился, снимаем уродливые дождевики, я трясу белыми волосами, улыбаюсь, как могу широко, дескать, дядя, ты ещё за честь везти нас должен нам же приплатить. Дядя не понимает, где эта факин деревня, звонит Ашоку, долго что-то выясняет. Потом выдаёт: 1200. Чего-чего? А не приборзел ли ты часом? Он ни на шаг не уступает, и тут до нас начинает доходить, что это такая жопа мира, что только за большие деньги кто-то повезет. Решаем пойти к нашему другу Галчонку, чтобы он нам подсобил, ну мы отчего-то решили, что у него наверняка же есть знакомые таксисты, а если 1200 - реальная цена, то тогда Ашок пусть катится к чёрту с его деревней у чёрта на рогах.

Галчонок стоит на пороге своей утлой дхабки и улыбается своей открытой улыбкой. Галчонок добрый. Как солнце после дождя. «Да, мэм, конечно, я помогу вам, мэм, о, разумеется, мэм, да, мэм, я сейчас всё узнаю, мэм, да, мэм, один момент мэм, Рамеш всё сделает, мэм» Как же хорошо иметь такого Галчонка. Галчонок – разрешитель мелких бытовых трудностей.

Через несколько минут приезжает водила, они снова звонят Ашоку и долго выясняют, как к нему ехать. Может, и не так далеко эта деревня, просто Ашок тупой и объясняет явно не так, как надо. Водила говорит:

- 900 рупий, мадам

- 700, мера дост (мой друг), - не моргнув глазом, начинаю я свою любимую игру.

- Не получится, мадам, слишком далеко, бензина много потребуется. О, и мадам знает хинди?

- Как далеко? И мадам знает хинди тори-тори (чуть-чуть)

- 60 км, мадам.

- 700 рупий и поехали кататься!

- 800

- Ты же друг этого прекрасного человека (показываю на Галчонка), а этот прекрасный человек – наш друг, его друзья – твои друзья, не правда ли. И поэтому 700 рупий – френдли прайс.

- Окей! Они с Галчонком оглушительно хохочут. Потому что не могут мне отказать.

Как-то подозрительно легко и быстро он согласился, ах, я дура, просто после 1200 семьсот мне казались нормальной ценой, а раз он согласился быстро, стало быть, там 500, а то и 400 реальная цена. Притом, что сюда и доля Галчонка явно входила. Но так нельзя торговаться, это по-мудачьи, даёшь свою цену – значит всё, он бы после такого всё равно не повёз бы за 500. И опять же, не в деньгах дело, а в том, что ни один индиец не должен думать, что он на**** белого, меня, по крайней мере. Ну да ничего, я своё ещё отыграю, уж не сомневайтесь господа индиан пипл!

Пока водила уходит за машиной, мы болтаем с Галчонком, я смотрю шальвар-камизы в магазинчике напротив. Ах, как я мечтаю о шальвар-камизе, таком парадно-выходном, но это надо шить на заказ, подбирать ткань – а это геморр, я в Индию езжу отдыхать, а не геморр лишний устраивать. Это пока выторгуешь ткань по нормальной цене, пока пошив - семь потов сойдёт, и будешь уставшей как собака. Тяжело с этими ребятами, просто так ты ничего в этой стране не получишь.

Приезжает наш водила на красивенькой белой машинке. ТАТА. Хотя в Индии почти все машинки Тата. Мы садимся, Галчонок машет нам рукой. И мы выезжаем на серпантин и начинаем подниматься в горы. Я начинаю думать, уж не выпить ли мне таблетку от укачивания, но пока она подействует, мы доедем, я потом буду с расквашенными мозгами, ну уж нет, если что, буду тормозить водилу и блевать в Гималаях. А вы блевали в Гималаях? В этом, безусловно, есть своя прелесть. Я люблю ст****ь даже себя, не то, что других. Сижу и пью воду, хватаюсь за сидение, а мы всё выше и выше забираемся, вот уж и Ревалсар остался внизу, капелькой мелькает в горных массивах.

Через какое-то время я понимаю, что мы едем уже очень долго чёрт знает куда, чёрт знает зачем. «Наташа, вот если хоть кто-то мне теперь скажет, что 20 минут трамвайчиком от метро проспект Ветеранов – это жопа мира, я расскажу о деревне Ашока далеко-далеко в Гималаях, и скажу: люди, не смешите меня», - я, дурочка, забываю, что Натаха проживает на Ветеранов, правда рядом с метро, но она всё равно смеётся. Да, знатная глушь – эта деревня Ашока – не помню названия. Тут я говорю водиле, что пора бы позвонить Ашоку, чтобы он выходил нас встречать в Набахи Дэви – эта деревня в хрен знает скольки км от его деревни, но только так мы сможем доехать. Водила – молодец, едет себе, крутит баранку, периодически у локал пипл спрашивает дорогу и молчит, о, как прекрасно, что он молчит, не вичкантрит, в общем, он чудо! Они опять полчаса трындят с Ашоком. Я спрашиваю:

- О чём вы так долго с ним говорили?

- Ваш друг плохо объясняет.

- О да! Он мастер в этом!

- У мадам весёлое чувство юмора.

- Мадам тошнит от езды по серпантину.

-Остановить машину, мадам?

- Не, я прям так. Да шучу я, расслабься, я скажу, если что.

Ну вот, опять никто моих шуток не понимает, о, где же Харш Тхакур, несмотря на языковой барьер, всегда оценявший мой юмор.

А мы всё едем и едем, едем и едем, и о чудо, водила говорит, что Набахи Деви. Ура! Ехали часа 2.

Ашок радостно машет руками, чуть ли не скачет от вострога, я вылажу и, штормящая, прохожу куда-то, в какое-то помещение, где сидит какой-то чувак в жёлтой футболке. «Жёлтая Футболка - ничего такой прелестник» , - выражает общую мысль Натаха. (Мы всё время с Наташей собирались к Ашоку в надежде, что у него в деревне должны водиться прелестники, а то в Ревалсаре тошно уже от узкоглазых на одно лицо и рыже-малиновых монахов). Ашок знакомит нас с Жёлтой Футболкой, но я не запоминаю имени. Мы выкуриваем по биди, Жёлтая Футболка в шоке, что иностранные леди курят биди. Да мы просто в восторге от биди. Тут выясняется, что до деревни ещё 5 км, мы все дружно загружаемся в тачилу и едем. Я про себя твёрдо решаю, что эти 5 км включены в стоимость, а если нет, я не заплачу сверху ни рупии, и вообще, пусть Ашок решает все проблемы, может, побудет раз в жизни мужчиной.

Деревня Ашока.

И вот, наконец, мы на месте. Ашок проводит нас к дому. Ничего себе живут индийские бедняки! Двухэтажный домик, с крыльцом, комната Ашока вмещает в себя гигантского вида кровать, маленький столик и два стула. Мы даём Ашоку подарок, полученный в Маникаране за красивые глаза. У Ашока уже горят трубы, он дико рад подарку. Сидим, курим. В его семье никто не говорит по-английски, кроме него, и я понимаю, что у меня скоро язык будет на плече. Ашок говорит, что надо дождаться маму и сестру, они сейчас придут с работы, они учительницы в школе. Но в этой деревне нет школ, они работают в соседней деревне. Мне не терпится увидеть бабулю 89 лет, я представляю себе, какая это колоритная бабушка. Бабуля сидит на крыльце, я беру сладости, для приличия скидываю тапки долой, складываю ручки в намастэ, вручаю коробочку. Бабуля улыбается во все железные зубы, по-моему, она очаровательна. Спрашиваю Ашока: «Бабушка по отцовской линии?», «Да!», - говорит Ашок. Я называю бабулю «дади» (бабушка, мать отца. Как будет мать матери я понятия не имею, но мне повезло, что бабуля оказалась дади). Дади расплывается в улыбке ещё шире, жмёт мне руки. Дади ап кейсе хэ? (как дела, бабуля), бабуля начинает тыр тыр тыр тыр тыр тыр.... Ашок куда-то делся, я ничего не понимаю. Наташка говорит мне, чего я парюсь, говоря с ней по-английски, она же всё равно не андестэнд, а сама чешет с ней по-русски. Действительно, какая разница.

Приходит Ашок, знакомит нас с братом. «Ом намах Шивайя, - говорит Ашок, пойдёмте покурим». Как, опять курить? Снова? С братом? Брат, к сожалению, страшный, как моя жизнь. Ашок, недавно наколовший себе ужасного вида татушку (буква S типа Шива, в кружочке, вид у неё такой синюшный, будто ей лет десять), безумно ею гордится, специально задирает рукав у футболки, чтобы было видно. У очень многих индусов на предплечье наколоты их инициалы. Видимо, чтобы они не забыли, как их зовут? У Харша тоже были его инициалы наколоты. В чём прикол, мы так и не поняли. Ашок бешено уговаривает нас остаться на ночь, я говорю, пойдём скорее гулять, а то времени мало. И тут Наташка замечает, что на телефоне Ашока стоит на заставке моя фотка. Ашок, дай-ка посмотреть. Действительно, моя фотка. Теперь-то я уж точно не останусь ночевать!!! Приходит сестра. Очень забитая девушка. Наша ровесница, но выглядит моложе (нервы, видимо, ей никто не мотает, вот и выглядит хорошо). Исполняет роль служанки, Ашок командует ей: принеси-подай.

- Ашок, Мина не служанка, чего ты командуешь ей!!!

- Ей в удовольствие услужить гостям.

-Мина, нам ничего не нужно. Садись, посиди с нами.

Ашок нехотя переводит. Мина садится. Видно, как она себя ощущает не в своей тарелке, хочет всё время встать и убежать. Я пытаюсь поговорить с ней. Как живёшь, как работаешь, любишь детей, хорошие у тебя дети? Мина очень стесняется. Ашок говорит, она никогда белых не видела. Какой ужас! И я понимаю, что со своим уставом в чужой монастырь не лезут. Она привыкла к роли прислуги, чувствует себя ужасно сейчас. Я говорю, что если она не хочет с нами идти гулять, то нет проблем, если она не хочет с нами тут быть – тоже нет проблем. Мы тут гости, а она – хозяйка. Мина, говоря каждые 5 секунд спасибо, выскальзывает за дверь. И тут у нас с Ашоком происходит преинтересная беседа.

- Ашок, Мина такая чудная девушка. Почему она не замужем?

- Потому что мой отец умер 8 месяцев назад, когда пройдёт год, Мина выйдет замуж.

- За кого?

- Это решится на днях.

- Кем?

- Нами, её семьёй, приедут дяди и двоюродные братья.

- А если Мина не хочет?

- Как это не хочет?

- Ну вдруг она влюблена в другого парня?

- Мина ни в кого не влюблена.

- Откуда ты знаешь?

- Мина очень скромная. Она выйдет замуж за того, за кого ей скажут. В ноябре. Обещаешь, что приедешь на свадьбу?

- Нет, не обещаю. А если Мина не полюбит своего мужа...

- Как это? Это не важно...

- А если бы тебя заставили жениться на девушке, которая тебе не нравится?

- Я мужчина, я сам выберу себе невесту. У нас традиционная семья. Женщины выходят замуж за тех, кого выберут родственники.

- Бедная, бедная Мина.

- ????????????

Ашок искренне не понимает, что меня так удивляет. Только собираюсь переводить Наташке, а она говорит, что всё поняла, она последние пару дней уже наблатыкалась понимать хинглиш, и уже говорит чуть-чуть.

Ключ к пониманию Индии – это не мегаполисы, это обычные городки и деревни. Где всё так же, как и тысячи лет назад. Разве что электричество есть. А Мина, уж так ли она несчатна от осознания того, что её выдадут замуж за какое-то чмо? Я думаю, вовсе нет, она воспринимает это также спокойно, как то, что родилась женщиной, этому странно сопротивляться или сетовать на это.

Приходит с работы мама Ашока, идём знакомиться. Наконец можно идти смотреть деревню! Хотя все прекрасно понимают, что Ашок не нам показывает деревню, а нас деревне. Показывает нам свои грядки, что у него в огороде растёт, называет всё на хинди, на инглиш не знает как. Просто какая-то неведомая фигня с широкими листьями, другая неведома фигня. У него растут манго. Манго на хинди аам, действительно, манго – это ам, мммм, какой это аам! Я говорю, что хочу его аам. Обещает нарвать. Показывает школу, где он учился. Всё время ноет, что ему жарко. Даже нам, русским, вполне терпимо, ну да, тёпленько так, жарковато, но по сравнению с Дели – просто рай, чего он ноет?

Идём знакомиться с друзьями Ашока. Куча мала каких-то парней, и все жаждут с нами сфотографироваться. Ощущаю себя супер-мега голливуд стар. Уже выработалась фальшивая улыбка, такая снисходительно-любезная (пересматриваю фото), но снимаюсь только на свой фотоаппарат или Наташкин. Мне запомнился один мальчик - Манодж, едва говорящий по английски.

- Манодж, сколько тебе лет?

- 19.

- Манодж, сын мой!!!!! ))))))))))))

- А тебе сколько?

- О, сын мой......скажи, это твои волосы такие красивые (у него длинные до плеч прямые мягкие волосы)?

- Нет, я распрямляю их в Чандигаре каждые 3 месяца .

- Ты ездишь в такую даль, чтобы выпрямить волосы?

- Да.

- Мне очень нравятся твои волосы.

Взъерошиваю ему волосы, понимаю, что остальные парни, а более всех Ашок, дико бесятся, чего я этого малыша выделяю, но не могу ничего с собой поделать. Он прелесть.

Ашок продолжает безостановочно курить чаррас. Мы сидим на полу в храме Шивы, спрятались туда от дождя. Ашок говорит, что курить гашиш в храме – это не плохо, а очень даже угодное дело для Шивы, потому что Шива сам курил, а дым – это его волос. Все остальные подтверждают. Из кучи людей курят только трое, Манодж не курит. Мне уже пофигу, я курю после всех, Наташка так вообще никогда этим не запаривалась. Только покурили, приходит чья-то мамаша. Видимо, проверить, чему две белые тётки учат невинных мальчиков. Обнаружив, что мы тихо-мирно сидим в храме на полу, болтаем и смеёмся, мамаша вроде как успокаивается. Начинает любопытничать:

- А вы первый раз в Индии?

- Я третий, моя подруга второй.

- А вам не страшно путешествовать одним, без мужей, без братьев?

- Нет. А нам должно быть страшно?

- Индия – сумасшедшая страна, леди.

- Да, знаю.

Мамаша уходит, мы все дружно смеёмся, что вовремя успели покурить. А мне всегда становится чуть жутковато, когда сами индийцы говорят, что их страна не безопасна и крейзи. Мои боги сберегут меня, пока я не пройду свой путь. А значит, не о чем беспокоится. Манодж просит меня переслать ему по блютусу фото с ним, я не могу отказать этому чудному малышу. Тут подходит Жёлтая Футболка, фотосет начинается по новой. Я наотрез отказываюсь сниматься. НА-ДО-Е-ЛО! Но когда меня просит Манодж, я соглашаюсь, парни оглушительно ржут. Да, ребята, вы все в пролёте, а Маноджу подвезёт, если он подсуетится. Впрочем, я сама специально всё это делаю, чтобы Ашок как-то бы удалил мою фоту со своего телефона. Договариваемся, что назад нас повезёт Жёлтая Футболка, после этого мы зовём его Драйвер – так короче.

И тут парни начинают петь какую-то потрясающе красивую песню. Я залипаю. Как они поют прекрасно. А потом я начинаю: Джей Хо, все тут же подхватывают. А потом Ашок спрашивает, какой мой любимый болливудский фильм. Я говорю, что это «Банарес – город разбитых сердец». Ашок говорит, что это невероятно, что это и его любимый фильм. И что я похожа на дочку актрисы, играющей главную героиню, поэтому я ему сразу понравилась. Какой-то бред, не верю не единому слову.

Идём назад в дом, обедать. Ашок по дороге показывает на каждое дерево и спрашивает, есть ли такое в России. Потом спрашивает про животных. Почему-то больше всего его удивило: а) что в России есть яблони с яблоками, б) что в России нет бамбуковых деревьев.

Показывает нам дерево, отрывает лист и пускает с него мыльные пузыри. Я в таком диком восторге, скачу козочкой вокруг и прощу ещё-ещё-ещё. Мыльные пузыри из листа дерева. Мыльное дерево. petrol diesel tree говорит Ашок. Чего-чего? Ну смысл понятен, но по-моему он неправильно перевёл название. Нету, нету, Ашок, такого в рашн пидерашн. Ашок начинает позёрничать: «Анна, посмотри, я – Джеймс Бонд!», Наташка хватается за живот, истерически хохоча: «Ашок, ты – позёр и нытик, ты не Джеймс Бонд». Все друзья Ашока чисто выбриты, или у них аккуратные стильные мини-бородки, в чистых футболках или рубашках, а Ашок небритый дня 4, в какой-то задрипанной, застриранной растянутой футболке и таких же штанах. Ужас. Джеймс Бонд тоже мне.

Пока идём, вся деревня высыпает на нас посмотреть, все спрашивают Ашока кто мы такие и надолго ли. Они настолько ошалели, что даже не пялятся особо. Все приглашают в свой дом. Какая-то тётенька предлагает зайти, Ашок говорит, что мы обязаны зайти на крыльцо на 5 минут. Ну надо, так надо. На крыльце сидит очаровательная белая собачка. Чотти кутти, аччхи кутти треплю я собачку, а она подставляет доверчиво мохнатое пузо, машет лапами, бьёт хвостом. Тётка в восторге.

- Кья тум болта хинди хо? (ты говоришь на хинди?)

- Ага, как по-русски)))

Да ни фига не говорю, но мне надоело говорить, что нет. Но тётенька понимает, что я брешу, но она в восторге всё равно – первая увиденная белая, да ещё и на хинди чего-то там пытается. Ашок говорил, в его деревню никогда не приезжали иностранцы, а женщины не ездят в город.

Ашок говорит, что нам пора. Уходим. Он спрашивает, мы хотим обед в британском стиле или в индийском. Ну конечно в индийском!!!! Приехать в глу*** деревню в Гималаях, где даже магазина нет, чтобы кушать в британском (европейском) стиле??! Не, давай нам всё, как есть.

Мы поднялись на крышу дома Ашока. Там стоит огромная бочка с водой, пластиковые стулья, сидит дади-бабушка, и открывается потрясающий вид на горы в дымке, внизу гуляют козы, курицы, буйвол. На крышу поднимается прелестник Манодж. Я спрашиваю Ашока:

- Этот буйвол – это мальчик или девочка?

- Мальчик.

- А зачем вам мальчик? Землю пахать?

- Нет, он ещё маленький, землю пахать не может, зато даёт молоко.

- Какое молоко, Ашок, только буйвол женского рода даёт молоко.

- Да нет же, он даёт молоко.

- Из какого места?

- Да как из какого? Из такого!

Я спрашиваю на хинди мальчик или девочка, Ашок снова говорит – мальчик. Да что ж такое, мы с Натахой офигеваем, откуда индийский буйвол даёт молоко? Манодж смеётся. Я не выдерживаю и спускаюсь вниз, Наташка за мной. Заглядываю вниз буйволу: не видно ни женских, ни мужских признаков. Что за буйвол такой - оно?!!! Манодж кричит сверху ларки, ларки (девочка, девочка). Ещё раз спрашиваю Ашока на английском и на хинди, какого пола у него буйвол в хозяйстве. Опять получаем ответ, что это – мужик. Наташка говорит, что Ашок нас разводит. Ашок между тем стукает по позу буйволу палкой, оттуда капает молоко.

- Откуда молоко капает?

- Из груди.

- У мужиков нету груди, если ты имеешь в виду сиськи.

- Сиськи у неё есть, это не мужик.

Ашок ты идиот!!!!!!!!!! Мы ржём истерично, наверху бабуля просто в истерике. Думает, наверное, что европейки дикие – коровы не видали никогда и не знают, из какого места у коровы молоко добывается. Жалуюсь Маноджу, что его друг кретин, Манодж смеётся. Пытается общать нас с бабушкой, бабуля прётся от нас, но Манодж почти не знает инглиш, Наташка берёт дело в свои руки и говорит с бабулей по-русски. Бабуля отвечает на хинди – по-моему, у них идиллия. Ашок, который ни фига не может сам, посылает брата лезть на дерево за манго для нас. Манодж не сводит с меня глаз. Натаха спрашивает, точно ли я уверена, что не хочу остаться ночевать, намекая на Маноджа. Манодж спрашивает:

- В России есть коровы?

- Да, есть, конечно. Только в деревнях. И они выглядят по-другому, без горба.

- А буйволы есть?

- Нету.

- А в городах почему нет коров?

- А городах негде держать коров.

- А на улицах? Коровы не ходят по улицам в городах?

- Нет, Манодж, не ходят.

- Как это странно....

Знаешь, милый мой мальчик, в России вообще всё так странно, мне твоя страна иногда кажется более понятной и близкой, чем моя.

- Анна, а в России сейчас снег?

- Нет, сейчас лето, июнь, июль, август. А снег с конца октября по начало апреля.

- Почему такое маленькое лето?

- Потому что северная страна.

- Не хотел бы я жить в России.

- Я бы тоже.

- А слоны есть?

- Слонов нет.

- Как же вы без слонов?

- Я не знаю...

Действительно, как?

- Ты любишь манго, Анна?

- Я обожаю манго!

- В твоей стране нет манго?

- Нет. Их привозят из других стран, но не из Индии, и они невкусные, недозрелые, несладкие и очень дорогие.

- Сколько стоят?

- 200-220 рупий 1 штука.

- Ты шутишь? Так дорого?

- А яблоки есть?

- Есть.

- Вкусные?

- Да.

- Плохо, что нет манго.

- Плохо, Манодж.

Мы говорим на хинглиш, ловлю себя на мысли, что миксую хинди и английские слова, даже не отдавая себе отчёт, где какой язык.

Приходит брат Ашока с манго в одной миске и водой в другой. Приходит из кухни Ашок, говорит, что обед почти готов. Наташка просит нож для манго. Ашок недоумевает, причём тут манго и нож? Объясняет тёмным белым обезьянам, как едят манго: берёшь манго, полощешь его в миске с водой, надкусываешь и высасываешь всё из него – руки чистые, шкурку кидать в огород – удобрение. Решаем попробовать. С манго капает на пол, у меня пол-лица в манго, смеёмся, как 3-х летние девочки, кушающие шоколадку, все измазанные, все в манго, ловлю на себе чёрно-огненный взгляд маноджевских глаз, представляю, как я сейчас выгляжу, и какие мысли у него в голове, отворачиваюсь спиной. После второго процесс получается лучше. Бабушка смеётся, не переставая, мы выглядим очень комично, поедая манго в индиан стайл. Предлагаю Маноджу угоститься манго, а он говорит, что он лучше посмотрит, как я ем. Нет уж, с меня хватит манго. Приходит Мина, поливает на руки из ковшика, моем руки с мылом, Мина несёт полотенце. Мина как служанка, я всё время ей улыбаюсь и говорю спасибо. Мне жалко Мину.

Идём есть. Заходим на кухню – это совершенно тёмное помещение с земляным полом, и маленьким окошком под потолком. Справа в углу на камнях что-то вроде очага, дым от которого уходит в маленькое окошечко. На очаге котёл. Мы садимся на пол, Мина приносит нам тарелки – дал, райс энд кари. Ашок спрашивает, знаем ли мы что это, я говорю. Мама улыбается. Говорю, что мне не надо ложку, я люблю есть по-индийски и после нескольких дней тибетской кухни я готова просто расцеловать маму Ашока за райс энд кари и дал. Глядя на меня, Наташка тоже хочет есть руками, но у неё как-то не получается, я говорю, чтобы она не мучилась и ела как белый человек, это мы – индийцы жрём руками, а белым не годится так кушать. Ашок просит меня перевести, переводит маме и Мине, они смеются (про мы - индийцы едим руками). Наташка в шоке от карри, я её предупреждаю, чтобы ела так, чтобы ничто не касалось губ, иначе распухнут во всё лицо, она пропустила мимо ушей, теперь просит воды. Мама закрывает лицо сари и посмеивается туда. Если ты ешь руками – значит тебе вкусно, это лучший комплимент, поэтому приходится впихивать в себя добавку. Индийский салат меня, конечно, поражал всегда: красный лук, нарезанный полукольцами, куча лука, он – основанная часть салата, и перчики чили. Нет, спасибо, салат мы не будем, уж простите. На десерт – кхир – это рисовая каша с кокосом, орешками кешью и специями, подаётся холодной. Очень вкусная штука. Мы в восторге от кхира. Ашок с Маноджем съели уже по 3 гигантские тарелки риса, как в них лезет?

Я спрашиваю, почему Мина и мама, и бабушка не едят с нами? Потому что сначала едят мужчины и гости, а потом женщины, и тут места на всех нет. Хм, что ж, ясно.

Благодарим маму и Мину за отличный приём, на самом деле очень вкусно. Идём в комнату Ашока, он снова шмалит, а бабуля стоит под окном. Я говорю Ашоку, то что он с нами закрылся в комнате – это не хорошо, бабуля подумает не то. Ашок говорит, что фиг с ней с бабулей.

Выходим из комнаты, прощаемся с семьёй Ашока. Идём к тому месту, где нас заберёт Драйвер, и они с Ашоком отвезут нас в Ревалсар. Ашок говорит заплатить Драйверу столько, сколько мы заплатили за путь сюда таксисту. Я, не моргнув глазом, говорю, 500 рупий (было 700). Ашок говорит, что нет проблем. Прощаемся с деревенскими жителями, я двусмысленно жму руку Маноджу, мы садимся в машину. И тут начинаются невероятные приключения русских на гималайских серпантинах.