|
Русские «кришнаиты» и передвигаются тщательно организованными группами. Ходят гуськом. Мне кажется, они боятся страну своих грёз, поэтому летают по ней самолетами, заказывают дорогое такси, а на железной дороге берут билет в купе с кондиционерами.
«Слиппер» - аналог плацкарта, но полки располагаются в три ряда и еще две сбоку. Если пассажир, оказавшийся в нём впервые, наивно полагает, что уплатив положенные деньги за билет он может как сибарит занимать всю полку, вальяжно растянувшись в длину, то... он жестоко ошибается. Лежать одиноко он сможет по местным правилам только ночью и пару часов во время полуденного сна, а остальное время его полку постоянно осаждают люди с входными билетами. Им до своей станции ехать то, всего ничего, часа четыре-пять. И наш путешественник вынужден ещё как потесниться. Там, где на лавке сядут три европейца, легко помещаются восемь индусов! Сама считала.
Детям билетов никто не покупает вообще. И в голову такая глупость прийти не может! А деток в семьях бывает до пятнадцати, что многократно увеличивает плотно спрессованную человеческую массу в обычном индийском поезде, а мелюзга кричит, вопит, копошится бесцеремонно пролезая по чужим рукам и ногам к туалетам по мере естественных надобностей и обратно. Но детей одёргивать в Индии не принято и гвалт стоит оглушительный. Обнадёживает, что туалетов тоже больше, чем у нас: четыре на каждый вагон.
Однако, свою полку, вагон и вообще поезд надо сначала найти. В крупных городах на огромных вокзалах, платформы исчисляются десятками. Надо и переходы над рельсами как-то обнаружить, а ещё сумка со всеми вещами. Механический голос пробиваясь сквозь шум и треск, объявляет о прибытии и отбытии поездов. Невозможно разобрать на каком из двух языков (хинди или английский?) прозвучало объявление.
У местных поездов часто нет порядковых номеров, а есть красивые романтические имена, что только затрудняет попытки идентификации своего поезда. Зато как поэтически звучит русский перевод: «Великая Ганга», «Прекрасная Лакшми», «Королева Кангры» или «Супер быстроходный Господь Джагоннат». Даже есть поезд с устрашающим названием «Шахид-экспресс»! Он курсирует из Дели на север в Горакпур и полностью оправдывает имя. Ездить на «Шахид-экспрессе», могут только склонные к риску и пожертвованию своим здоровьем, а может и жизнью, люди, так как воды и еды именно в поезде не оказалось, а опаздывал он в общей сложности на сутки. Народу там было – яблоку негде упасть! В три раза больше чем обычно.
На вокзале если попытаться расспросить первого встречного, то какой-нибудь очень вежливый индус, как героический Сусанин, отвечая на вопрос, запросто отправит тебя в противоположную от поезда сторону. Не со зла, а исключительно из простого человеческого любопытства, из желания пообщаться с заморской «зверушкой». Долго добрый человек будет заверять, что тебе надо именно туда - он точно знает. А его жесты! Они больше похожи на магические пассы, чем на простое руководство к действию: направо-налево.
Опросить надо не меньше пяти человек, желательно ходивших в школу или государственных служащих в форме. А если хотя бы три ответа сойдутся, то... может быть и поезд обнаружится, а может быть и... нет.
Есть другой способ: надо найти КУЛИ, им доверять можно. Специальных мужчин-носильщиков можно легко узнать по красным тряпкам на голове или шее, а ещё по алюминиевой бляхе с трёхзначным номером на предплечье - это бейджик с личным номером. Затем (как и везде) сторговаться, показать свой билет и худой, но крепкий и жилистый кули, свернув красный валик на голове, одним мощным движением помещает твою сумку, рюкзак, сундук, чемодан..., в общем, всё сразу из багажа, что у пассажира найдётся, на натруженную макушку. Носильщик с грузом уверенно, как буксир волны, разрезает плотную толпу. Главное двигаться быстро и не потерять своего Вергилия* в толчее.
Кули, родился и живёт на вокзале, профессию получил в наследство от родного отца, он никогда не ходил в школу. Не умеет читать, но загадочные значки на билете расшифровывает мгновенно. Вокзальный человек обязательно найдёт любой поезд, вагон, где рядом с дверью уже будет криво приклеена бумажка с фамилиями пассажиров купивших билет. И я смогу найти свою, конечно же, написанную с дикими ошибками, фамилию. Он пристроит багаж под лавкой и только после возьмёт у меня честно заработанные пятьдесят рупий. Носильщики с семьями живут в лачугах в узенькой замусоренной полосе отчуждения около железнодорожного полотна. Они гордятся работой на государственном вокзале, очень боятся её потерять и никогда не воруют.
Правда, дорожают услуги кули каждый год.
Носильщик поведал, что поезд вполне официально опаздывает на четыре часа, но быть мне надо на первой платформе и именно у четвёртого столба, так как мой вагон остановится напротив. Через несколько минут информацию об изменении в расписании подтвердил гнусавый голос, раздавшийся из репродукторов по вокзалу.
Внутренний голос шептал мне, что уходить нельзя.
Мы попрощались, а я осталась сидеть на сумке на асфальте перрона под неумолчный гул и гомон, наблюдая за многочисленными типажами в невообразимых одеждах. Казалось, здесь собрались все народности населяющие страну. И потекли неторопливые минуты. Время на Востоке ценностью не считают.
В Индии 28 отдельных штатов, что далеко не всё - есть ещё шесть территорий с отдельным союзным статусом. А столица - Дели с городами спутниками и обширными пригородами даже выделена в «национальную столичную территорию». Разумно - Москва у нас тоже совсем Россия. В Советском Союзе республик было всего пятнадцать. Житель Грузии не похож на эстонца, а усатый житель песчаных пустынь Раджастана не напоминает уроженца заводей штата Керала. И оттенок кожи разный, и формы носа в разных национальностях и племенах попадаются любые; от изящных греческих, до, почти африканских - широких. Дамы из Карнатаки увешаны тяжёлыми украшениями из меди и серебра: на лбу, носу, шея, уши, запястья, лодыжках... При каждом шаге звякают колокольцы, нашитые на одежду, как будто шагает рыцарь в доспехах. Одежда в разных штатах не похожая, а САРИ, казалась бы, просто шестиметровая ткань, но носить то её принято по-разному. Некоторые женщины на вокзале полностью скрывают лица расшитым краем сари, придерживая полупрозрачную ткань за кромку крепко сжатыми зубами, а другие смотрят прямо тебе в глаза и хихикают, не пряча весёлые лица.
Одна смеётся так, что на запястьях и лодыжках звенят браслеты. Почему им кажется, что я, в джинсах и майке, выгляжу нелепо?
По внешнему виду можно легко определить семью мусульман: бородатые мужчины в длинных рубахах и белых шапочках на макушке, взрослые женщины в черных, закрытых до пят одеждах - ХИДЖАБ, лица закрыты, девушки в джинсах и блузках, лица тоже закрыты, но не чадрой, а красиво завязанным вокруг головы ярким шелковым платком. Маленькие девочки одеты в цветные пышные платьица. Чем беднее семья, тем больше нищие матери хотят одеть дочек принцессами. Сплошные кружева и бантики. И лица у малышек открыты, и руки, и ноги, а вырастут и никто, кроме мужа не увидит ни чудесных милых лиц, ни очертаний девичьей фигуры.
Рядом расположилась, внушающая невольное уважение, большая компания. Мужчины в тюрбанах с лихо закрученными усами - СИКХИ. У них на поясе большие кинжалы, похожие на кривые сабли. Главный старик, весь в синем, с отточенными стальными метательными кольцами в складках огромного синего тюрбана. Даже у некоторых немолодых женщин тоже были кинжалы, и строгие престарелые дамы явно умели пользоваться холодным оружием. Мужчины и женщины сикхи выделяются в любой толпе высоким ростом и великолепной осанкой, сказывается военизированная подготовка при обряде посвящения в воинскую общину. С пятнадцатого века кланы сикхов воюют за освобождение Матери Индии от мусульман, а на вокзале все равны и исторически-идеологические враги располагаются рядом.
Огромный вокзал похож на муравейник. Люди стояли, ходили, тащили огромные тюки, спали, накрыв головы шалями и свернувшись калачиком прямо на асфальте.
Многие откровенно пялились на меня. Дети застывали, тараща глаза. Судя по всему, они видели иностранку впервые в жизни. Доверчивая открытость здесь – норма, но напрягает, когда изо дня в день разглядывают лично тебя.
Семьи, то ли с севера Индии, то ли с юга в полном составе, непринуждённо сидели тесными кружками на бетоне перрона вокруг металлических складывающихся посудин и кушали, ловко доставая пальцами пряное пахучее варево на кусках банановых листьях вместо тарелок. После еды использованные листья летели вместе с мусором на рельсы. Народ не умел пользоваться урнами. Попадались они редко и были переполнены.
Высокий индус лет пятидесяти встречал у подошедшего поезда крошечную скрюченную старушку в сари. Он склонился перед ней в глубоком поклоне, дотронулся до её стоптанных сандалий пальцами правой руки и, разгибая спину, той же рукой провёл по своим волосам. Ага, догадалась я: ПРОНАМ - он «взял прах от её ног» - жест глубокого уважения в Индии. Значит старушка его мать.
Внезапно подкрался вечер, здание вокзала чернело в сумерках и мягкие тени скрадывали силуэты людей в стороне от кругов жёлтого света падающего от фонарных столбов. Привыкнув к изменившемуся освещению, я увидела возле железнодорожных рельс, на шпалах движение множества тёмных пятен. Молодой мужчина с полуголым трёхлетним ребёнком на руках отделился от группы едоков и спустился на рельсы. Под мышкой он держал пластиковую бутылку с водой. Пятна приблизились. Мужчина держал девочку на весу, пока ребёночку надо было оправиться по «большому». Потом ловко подмыл её водой из бутылки, вытер краем шарфа и залез обратно на невысокую платформу. Одно из пятен приблизилось к оставшейся на земле маленькой кучке, и я разглядела крысу. Большую неторопливую крысу. В паре метрах от платформы, заполненной людьми, были сотни и тысячи городских грызунов. Днем они прятались в норах, вырытых в земле между многочисленными железнодорожными путями, а ночью свободно разгуливали, освобождая рельсы от мусора, объедков и других отходов человеческой жизнедеятельности. Крысы вели себя спокойно, ну, а люди, были безмятежны. Они не обращали на грызунов, переносчиков опасных заболеваний никакого внимания.
Живи и дай пожить другому существу.
Вокзал Нью Дели!
На счёт подождать, внутренний голос не подвёл. Мой поезд прибыл через три с половиной часа, а отправился в дальний путь через десять минут. Ни кого не ожидая. Хороша же я была бы, если бы доверилась объявлению!
Толпа, занятая мешками, сундуками, узлами, младенцами и чемоданами нахлынула как цунами. В тесноте, и давке, с сумкой наперевес, я протиснулась в вагон. Для меня, когда-то советского человека, бравшего приступом единственный колхозный автобус деревни Кибирёво Владимирской области, ничего особенного в плотной толкучке не было, а у редких европейцев на обескураженных лицах явственно читался шок.
В окнах поезда были решётки, что бы люди, не залезали занимать места в окна. Рамы со стёклами были подняты и под потолком в каждом отсеке работали на полную мощность, гоняя лопастями пыль, три вентилятора в металлических клетках, защищающих человеческие конечности от травм. Индусы, имеющие дорогую обувь - кожаные туфли или модные кроссовки - перед сном ставили её на вентиляторы, что бы внизу обувь не украли.
Все старались, как можно тщательней оплести багаж специальными цепочками, и закрепить покрепче к металлическим конструкциям полок навесными замками. Я присмотрелась к приспособлениям, отличающим опытного путешественника от новичка, ещё сидя на платформе и купила замок и дорожную цепь у разносчика, не столько для безопасности багажа (ценностей не было), а для маскировки.
Как и положено новичку мне везло. В постукивающем по шпалам вагоне было не так уж и тесно - по индийским меркам. Проводник полагался всего один на десяток вагонов. Принадлежность к «серьёзной» должности на государственной дороге обозначал, плотно застёгнутый, не смотря на жару, пиджак из шерстяной ткани, галстук и папка со списком пассажиров в руке. Он быстро сверил мой билет, а я поинтересовалась; «Когда мы прибудем в Калькутту?» Проводник поднял на меня тяжёлые веки смертельно усталых глаз и ничего не смог ответить. Чтобы не уснуть, он жевал пан с бетелем, сплёвывал красную слюну на пол и не улавливал связи действительности с расписанием. За два дня пути я его больше не видела.
Моими соседками оказались четыре католические монахини в тёмных одеждах. Стиль одеяний - Европа середины девятнадцатого века. Закрытые платья с длинными рукавами из плотной ткани были чистыми, накрахмаленными и тщательно выглаженными. Волосы прикрыты серыми полотняными косынками. Белая окантовка сияла как снег на фоне тёмной кожи грубоватых лиц.
Запас английских слов у немолодых христовых невест был невелик, так что общаться мне с ними было легко. У меня приключался своеобразный лингвистический парадокс, чем хуже по-английски говорили мои собеседники, тем лучше я их понимала.
Старшая монашка тепло и искренне улыбнувшись, вежливо поинтересовалась куда я еду, спросили о вероисповедании, о семье, о том, как я люблю Иисуса...
- Witch country? - прозвучал традиционный вопрос из уст младшей. Мне его столько раз задавали в Дели, что и вопрос и ответ я уже заучила наизусть.
- Russia, - сообщила я, как обычно.
По выражению лица я поняла, что слово ей ничего не говорит.
-Soviet Union, - я выдала другую версию. Но общее искреннее недоумение не рассеялось. Женщины задумчиво переглядывались друг с другом и, по-прежнему, с любопытством смотрели на меня. Они ожидали объяснений...
-Moscow, - попытка номер три - оказалась безуспешной.
Христианки явно меня не понимали. Я смотрела на темнокожие широкие лица, и меня осенило, что в монастырь они попали в раннем детстве и скорей всего с голоду, неурожай или родители погибли. Когда-то довелось прочитать: спасением осиротевших детей всю жизнь занималась Святая Тереза Калькуттская. Светское образование, мне кажется, у них закончилось в третьем классе. Научились читать Евангелие, основам гигиены и петь церковные гимны и - хватит, что ещё нужно в монастыре.
Пытаясь мне помочь в разговоре, женщины называли им знакомые страны, -
- England, China...
И на листочке бумаги я схематично нарисовала Англию, Россию, Индию, Китай.....
- Надо же, между Англией и Китаем, а мы и не знали. Наверно очень маленькая страна, - на корявом английском, осваивая новую географическую информацию, сообщили мне добрые монахини.
Да уж...
Принять, как данность, что в Индии тысячи, а может быть и миллионы людей не подозревают о существовании моей Родины... трудно.
Понять можно, но принять трудно. Узнать, что наши мудрёные закорочки пустое белое пятно между, понятными для простых индусов странами - Англией и Китаем.
МЫ ИХ НЕ ИНТЕРЕСУЕМ.
СОВСЕМ.
Индия замкнута исключительно на себе. Англию знают; так ведь невозможно стереть из всенародной памяти, что англичане правили в стране двести лет и эту железную дорогу (как и почти все хорошие дороги) построили они. А Китай - не забыть - расширяясь, потихоньку оттяпывает немалые куски территорий, которые неспособна контролировать государственная власть Индии.
Утро вечера мудренее. Шум в вагоне затихал. Среднестатистические индийцы встают до рассвета, чтобы успеть переделать основную часть тяжёлой работы до наступления жары. Привычка. В послеполуденные часы впадают в послеобеденное оцепенение. Худенькие пассажиры помещались по двое, и даже по трое на лавках. Спящие женщины нежно обнимали детей. Постельного белья не наблюдалось ни в каком виде, а мужчины, кому законных мест на сиденьях не хватило, расторопно расстелив газетки на полу, тут и там укладывались на ночь ровненькими кулёчками. Пройти к туалетам будет трудно. Как бы ни наступить в темноте на тела крепко спящих людей! Спрятав кроссовки под голову, завернувшись в шаль как в покрывало по примеру попутчиков, я поудобнее устроилась на лавке - спать.
На рассвете меня разбудили незнакомые вопли, способные мёртвого из могилы поднять!
В поездах нет вагона-ресторана, а есть вагон-кухня и с раннего утра подростки в служебных рубашках разносят чай и кофе в огромных термосах. И чем громче и надрывней вопят разносчики, тем больше пассажиров поднимут голосистые кухонные мальчишки, тем значит, лучше они выполняют работу. Стараются! И не за зарплату, вряд ли они её вообще получают. Я заглядывала в окна поезда, во время десятиминутных остановок, и видела, что спят бои, там же, в вагоне-кухне на полу, на кочанах капусты или мешках с картошкой.
- Чай, чай, чай, чаиииииииииий!- пронзительно кричит худосочный пацан, протаскивая по рукам и ногам пассажиров термос почти с себя ростом. Напиток сохраняет температуру кипения: внутри термоса находятся раскаленные угли.
- Коффи, коффи, коффи, кофиииииииий! - горловыми переливами надрывается другой разносчик.
-Гарам масала чай! Гарам масала чай! Гарам масала чай! - соловьём разливается третий. ГАРАМ – жгучий, горячий на хинди, МАСАЛА – смесь специй.
-Пани-ватер! Пани-ватер! Пани-ватер! - идет на смену продавец ПАНИ - воды. Фильтрованная вода продаётся в пластиковых, тщательно закупоренных на заводе бутылках. Бесплатно воду можно набрать на станциях в специальных кранах во время остановки, но мне такую воду пить нельзя - в ней могут быть кишечные палочки или печёночные амёбы.
И пошли вереницы коробейников, чем дальше, тем больше. Газеты, журналы, чипсы с перцем, кульки с арахисом, корзины на головах с плодами бледно зелёной гуавы и гроздьями мелкого сладкого винограда, огромный фиолетовый инжир, продаётся поштучно, свистелки-пищалки игрушки для детей... Также как и у нас, в поездах люди любят покушать. Как будто месяц постились. Пассажиры дружно доставали из сумок снедь. В отличие от русских поездов: пластиковые и глиняные стаканчики из-под чая, объедки и рваные упаковки непринуждённо летели в открытые окна и на пол.
Под вечер в вагон вползал десяти-двенадцатилетний шудра (неприкасаемый)... Ой, извините, неполиткорректно выразилась, слово «шудра» запретил ещё Махатма Ганди, то есть далит (угнетённый) или хариджан (божий человек), так именуют людей из низких каст в конституции. Грязный оборванный мальчик, сложившись как цыплёнок-табака, полз на сбитых заскорузлых коленях по всему вагону. Он елозил тряпкой под ногами пассажиров по грязному полу и собирал накопившийся мусор и объедки голыми руками. Жуткий взгляд чёрных диких глаз. Я давала уборщику печенье и мелкую денежку.
Следом за продавцами фруктов и закусок шли, под беспрерывное канюченье, нищие с различным уровнем покалеченности и экзотическими струнными инструментами в руках. Маленькая акробатка в рваных шароварах делает сальто в узком проходе. Сколько же ей лет? Четыре или шесть? Она такая худенькая и гибкая, что, легко сложившись пополам, пролезает попой вверх в обруч и вытаскивает его из-под босых грязных крошечных ступней. Возраст девочки невозможно определить. Мальчик постарше поёт и отбивает на барабане - ТАБЛА ритм прыжков. Барабанщик заглядывает мне в лицо, видит иностранку и просит монетки за трёхминутное выступление сестрёнки.
Поезд меж тем все шёл и шёл вперёд. Иногда он полз как черепаха, останавливаясь на равнине у каждого из полустанков, то мчался на всех парах. Отчаянно мотаясь и гремя на стыках. В открытых окнах и распахнутых дверях мимо проносятся то выгоревшие, то свежераспаханные поля. Я успеваю увидеть, как крестьянин в чалме парой буйволов обрабатывает поле деревянным орудием, которому место в археологическом музее.
Полям конца и края не было. Рощи, деревни, бедные городки мелькали вдоль дороги. Таинственные неизвестные реки, над которыми поезд пробегал по железнодорожным мостам, наполняющим уши внезапным грохотом. Лесов, непроходимых джунглей не было.
На верху, слева от меня мусульманин, в белой шапочке с окрашенной хной оранжевой бородой, расстелил коврик на лавке и сосредоточенно совершает намаз.
Целый день я пила чай и кофе, не отличимые друг от друга по цвету и вкусу, пытаясь в процессе дегустации определить напитки хотя бы по запаху. У меня были печенье и бананы.
Второй день в пути: к вечеру захотелось хоть что-нибудь другое. Не риса, политого подливой из переперченного гороха - ДАЛ, а вкусной (привычной) еды. Разносчика носили ПАКОРЫ из стручков зелёного острого перца-чили, зажаренных в кляре до черно-коричневого цвета. Изыски местной кулинарии аппетита не вызывали. И вдруг, мне померещился запах свеже-нарезанных овощей! Салатик! Конечно, это было совсем не то, но очень захотелось...
Не то слово, что не то. На поясе у очередного разносчика была привязана корзина. В ней были уже приготовлены ингредиенты, так называемого «салата»: нарезанный ломтями репчатый лук, мочёный горох, ломтики еле розовых помидоров и половинки лайма. В отдельных кулёчках были обязательные приправы: соль обычная, соль чёрная (с запахом сероводорода), перец красный молотый, зелёные перчики чили. Не успев подумать о вкусе и гигиене приготовления «блюда», я уже протянула в коричневую грубую руку десять рупий. Конвейер подачи кушанья был у разносчика отработан на диво. Заученными движениями он положил себе на ладонь квадратик газеты, (нарезанной заранее) щедро кинул горсть лука, присыпал горохом и положил всего один ломтик помидора. Увидев изумление на моём лице, смекнул и щедро добавил ещё два бледных кусочка томата, от души сыпанул перца и соли, хорошо, что обычной - от чёрной вонючей удалось отбиться, мимикой продемонстрировав степень отвращения. Потом, он украсил получившеюся горку стручком чили, выдавил сверху сок из лайма, накрыл горку другим кусочком газеты, тряхнул двумя руками - перемешал и подал мне. Его довольное лицо светилось широкой улыбкой.
Вы не поверите, но я всё съела. Главное своевременно заливать пожар во рту водой. Почему я смогла «это» есть? Видимо, сам собой, включился неведомый механизм внедрения в чужую культуру, и я принимала всё. Еду тоже. Вагон следил за неловкими манипуляциями с салатиком и попутчики ободряюще мне улыбались. Чужие физиономии расплывались от радости за меня.
В острой пище нет ничего страшного, наоборот: мне кажется, что первая порция перца убила в желудке все микробы и подготовила «почву» к принятию флоры и фауны.
Подавляющая часть населения в стране строгие вегетарианцы. Мусульмане едят куриное мясо и баранину, христиане из Гоа и Кералы позволяют себе добавить в рацион свинину и козлятину, тибетские эмигранты кладут в лапшу мясо рабочего буйвола, люди из горных племён способны употреблять в пищу даже жареных крыс и ящериц - говядину не ест никто. Грех поедания коровы или телёнка приравнен к греху людоедства и также чрезвычайно редок. Большинство людей ест исключительно руками. Столовых приборов нет в крестьянских домах и лачугах ремесленников тоже, но и состоятельные люди едят руками. Им так нравится. Привыкли с детства. Попутчики уверяли меня, что пальцы, осязая каждую рисинку и структуру соуса из гороха и моркови, воспринимают прелесть пищи раньше языка. Надо лишь тщательно помыть руки перед едой и, конечно, после. Монахини, не смотря на христианское воспитание, тоже ели руками и в отличие от меня у них получалось изыскано. Пальцы правой руки, сложенные ковшиком касались пищи с трепетным уважением к каждому кусочку и доносили до рта, ни разу ничего не уронив. Дамы объясняли мне, что кушать можно только правой рукой, так как левая является – «нечистой», ею моют определённые части тела после посещения туалета.
По мере приближения к югу всё больше ощущалась жара. Воздух в вагоне сгущался, не смотря на бесперебойно работающие вентиляторы. Духота ощущалась особенно сильно, если поезд замедлял ход. А когда он остановился и, ни с того ни с сего, и простоял в поле среди белых хлопковых коробочек пару часов, то вагон окончательно превратился в раскалённую тюрьму из металла.
Люди были счастливы, когда он, наконец-то снова тронулся в путь. Равно счастливы, невзирая на цвет кожи и разницу в кастах.
Пассажиры, удостоверившись, что и я человек: ем так же, как индийцы, наперебой принялись угощать меня всем подряд: жареным арахисом и испечёнными в дорогу лепёшками. Дружелюбно-любопытные соседки с боковой полки интересовались: одинока ли, не хочу ли я выйти замуж за индуиста или наоборот, может быть мне нравятся мужчины мусульмане... Мужчины смотрели на меня во все глаза, но терпели, вопросов не задавали.
Женщины, всплёскивая руками, приговаривали «АЧ-ЧА!», что значит хорошо на хинди. Они радовались, что у меня есть высокий красивый сын: браслеты из цветного стекла звенели на тонких запястьях при каждом их движении. По кулону, серьге в носу и браслетам можно узнать, кто перед тобой, ещё не просватанная девушка или дама замужняя. Символ супружества колье МАНГАЛАСУТРА состоит из бусин чёрного и золотого цвета, так как в любом браке бывают не только праздники, но и чёрные дни обязательно.
Цветовая гамма и количество браслетов определяют, сколько лет замужем хозяйка украшений. Браслеты светлого стекла подчёркивали изящество смуглых рук. Носить на руках и ногах браслеты, кольца на пальцах ног необходимо симметрично. Иметь их нужно в двух экземплярах, так как отсутствие одного будет восприниматься окружающими мужчинами как призыв к флирту. Ах, вот почему девушки и женщины на вокзале смеялись надо мной: «неправильные» украшения! Срочно снять и убрать подальше, пока не куплю двойной комплект.
Туземные дамы откровенно огорчались, узнав, что ребёнок у белой леди один и давно вырос. Они сажали мне на колени своих детей; ведь у меня нет бэби, поиграть, так пусть я позабавлюсь хотя бы с чужими малышами. Тоскливо и одиноко быть без семьи в чужой стране считали простые женщины.
Я слишком в упор разглядывала на редкость правильные (арийские?) черты и ясные зеленые глаза одной из попутчиц и она, смутившись классическим жестом индийских женщин, прикрыла лицо красной вышитой шалью, спадавшей с головы.
У юной, похожей на девочку-подростка мамочки, был необычайно самодовольный вид. Небесно-голубое сари с вытканным узором из серебряных звёзд. Чёрная коса в руку толщиной ниже пояса. Ровный пробор в волосах прокрашен красным СИНДУРОМ - знак порядочной замужней женщины. Она полгода назад родила первого ребёнка – сына. Жену, родившую сына, в семьях ценят очень высоко, ведь мальчику повзрослев, предстоит содержать родителей и заботиться о младших сестрах. Она ехала в сопровождении свёкра и свекрови через всю страну показать первенца многочисленным родственникам. Откормленный мальчик был одет в нарядный костюм. На пухлых ножках были крошечные браслеты. Мать, гордая здоровьем и красотой ребёнка, протянула его мне. Крепыш был с накрашенными глазами и бровями. В Индии глаза красят специальным чёрным карандашом КАДЖУАЛ не только женщины, но иногда, по праздникам и бравые мужчины. Детей, избалованных любимчиков всей семьи - приукрашивают ещё чаще. Он смеялся, сидя на моих коленях, когда я загибала его коричневые пальчики с розовыми ноготками внутрь к бледной ладошке и приговаривала считалку, которую давным-давно читала сыну:
«Сорока-воровка кашу варила
Деток кормила
Этому дала, этому дала,
А этому не дала...»
Блестя тёмными глазами, довольный мальчик заливался хохотом и утыкался лицом мне в шею.
Под длинными обведёнными ресницами, на пухлой щёчке у ребёнка было нарисовано большое чёрное пятно, похожее на огромную уродливую родинку. Я показала пальцем и спросила: «Why?» Молоденькая мать переглянулась с солидной свекровью и прошептала: «Black magic! From bad people».
Ага, от плохих людей... Значит от сглаза. Все матери в мире боятся за жизнь и здоровье детей.
За дружелюбными расспросами время летело так же незаметно, как и бесконечная дорога за окном.
Много раз я возвращалась в Индию. Где я только не была, в какие только ситуации не попадала...
«Дорога длиною в десять тысяч ли начинается с одного шага*».
Мой первый поезд бежал вперёд, туда, где меня ожидала Калькутта и великая Ганга!
|
