Земля, подобно младенцу, притаившемуся в материнской утробе в ожидании нового рождения, всё ещё была скована лёгкой морозной коростой и тихо дожидалась своего очередного обновления, когда Татарский сел за руль и отправился в деревню.
Прошло около полугода с тех пор как он продал в Минске свой «порочный бизнес» компьютерный клуб. И теперь бытие Вавилена вошло в то неспешное русло, которое позволяло основной части его размышлений протекать в анализе разницы ощущений от городской и деревенской жизни. Татарский потихоньку проедал вырученные от клуба деньги и, по сути, вёл не понятный многим образ жизни.
И дело было, возможно, не в том, что жизнь в городе казалась Вавилену какой-то неестественной и даже порочной, скорее ему просто вновь захотелось тишины и покоя. Шум двигателя и лёгкое потрескивание ледяной корки под колёсами БМВ то и дело проникали в салон и представлялись Татарскому ни чем иным как фоном для размышлений. В последнее время он перестал слушать музыку и даже в дороге излюбленные психоделические композиции уже не доставляли Вавилену чувства новизны и восхищения.
«Странные существа эти люди, - думал Татарский размеренно переключая передачи. -Рождаются с болью и плачем, растут как овощи на грядках питаясь и плодясь, пытаются познавать мир вокруг себя, взрослеют а дальше просто начинают тащиться от жизни. Кто-то кайфует от вина, водки и травы, кто-то от женщин и семьи, кто-то от музыки и живописи, кто от того, что сам создаёт эти предметы искусства.
Но самое удивительное в этом процессе это то, что почти никого не интересует их собственная природа. Мы не знаем кто мы и не хотим знать, а вместо этого, как сказал один художник, ловим кайф на стороне, преданно любуясь красотой иллюзорной радуги, исчезающей в один прекрасный день вместе с нашей короткой и чрезвычайно хрупкой человеческой жизнью. И в этом-то беспробудном любовании, а у большинства особей самолюбовании мы видим смысл своего бытия, кажущийся нам таким важным. И попробуй им возрази, что наивысший кайф искать внутри надо, а не вовне. Только б вот самому как-нибудь это понять» - поймал себя на мысли Татарский и притормозил машину в надежде купить на трассе пару берёзовых веников для бани. С некоторых пор он полюбил эту умиротворяющую процедуру и старался не упускать удобного случая для осуществления её по прибытию в деревню. Прикупив два веника на обочине у краснощёкого мужика, будто тот сам только с бани, Вавилен двинулся дальше.
Дорога была ровной и сухой. По мере приближения к своей лесной обители на Татарского накатывали всё новые и новые мысли. Внезапно Вавилен осознал, что же в действительности гнало его из города в эту глушь. Причиной было не столь желание тишины и покоя, сколь ожидание снова видеть сны в деревенском доме. Дело в том, что именно деревенские сны, в сравнении с городскими, были куда более яркими и запоминающимися. Ведь там, в муравейнике, можно, проспав месяц, не запомнить ни одного видения. А здесь в захолустье всё обстоит иначе. Иногда деревенские сны просто шокировали Татарского и ему начинало казаться, что именно из глубинки он видел куда дальше и больше, нежели из окна городской клетки. Ощущение бытия становилось всё более обострённым и в сердце появлялась тихая радость.
Дорога за размышлениями прошла незаметно, асфальт закончился и вскоре Вавилен въехал в деревню. Дом на краю леса встретил Татарского прохладой и просил срочно протопить печь. Магические движение языков пламени начали свой шаманский танец на мускулистых брёвнах избы. А дым от огня через печную трубу, как в своё время удачно подметил индостанец Коtя, устремлялся прямо в озоновую дыру.
Татарский достал из сумки припасённую по случаю бутылку Туборга и, присев у печного чрева сделал пару глотков. После чего без особой цели стал листать какой-то автомобильный журнал из связки макулатуры, предназначавшейся для растопки печи. Взгляд его упал на глянцевую страницу с изображением во весь размер чёрного джипа. Рекламный слоган красноречиво гласил «БМВ-Х5-икона своей эпохи!»
«Да уж, иронично подумал Татарский,-осталось только на колени упасть перед чёрным бумером и молиться, молиться. Во докатились! Икона у них, понимаешь ли, новая появилась. И что самое забавное многие им-то бумерам всю сознательную жизнь и поклоняются. Вавилен уже давно не питал особой любви к автомобилям. И ему было искренне жаль тех людей, для кого груда металла была если не идолом, то как минимум атрибутом культа. Прежде всего это, наверное, было связано с тем, что Татарский никогда не стремился к лидерству. Ему больше нравилось наблюдать за процессами, происходившим как внутри себя, так и за внешними феноменами сансары в которой он пребывал. Одним словом, Татарский больше слушал, чем говорил, доходя порою до фатальной склонности к самоанализу, всё дальше уводившей его от социума.
Вавилен отхлебнул изрядную долю пива и вспомнил, что пару месяцев назад, будучи в Москве на учении тибетского ринпоче Богдо-Гегена, ему довелось услышать в тамошних буддийских кругах одну весьма удручающую новость о том, что в скором времени на Земле произойдёт крупная катастрофа. В результате чего Япония и часть Индии уйдут под воду. «Тут уж и впрямь самое время молиться, да и с поездкой в Гоа придётся, похоже, подождать», - думал Татарский, бросая в печку автомобильный журнал.
Пиво подходившее к концу и печной жар приятно согревали замёрзшее тело Вавилена, но минуты лёгкого релакса по-прежнему не давали ему возможности не думать о том, что же может произойти на Земле. Татарский, размышляя о климате, стал напрягать свои извилины, вспоминая когда же за последнее время была настоящая зима. Ему припомнилось далёкое детство со снежными сугробами во весь рост и фраза из развесёлой песенки БГ: «Мама, что нам делать с глобальным потепленьем - покрепче прибивать косяки»
«Может быть в чём-то он и прав, но только найдём ли мы в косяках выход?»-мрачно думал Татарский, закрывая печную трубу. Дописав эти строки он мирно отошёл ко сну.