Shtenka
Давай я тебе плюсану. ))
— Да! Плюсаните меня, плюсаните! Меня это так возбуждает!
(разметав волосы убегает со сцены)Izum
перевесь табличку *Дежурный
Сам ты *Дежурный)
26.09.09. Кветта – Саккар / 400 км ((Σ= 6951 км)Волею Аллаха, по состоянию на 2009 год, через Пакистан для иностранца есть только одна дорога. И эту дорогу выбираете не вы. Дорога эта выбрана полицией, отвечающей за сохранность иностранного сперматозоида. И отвечающей, между прочим, совершенно бесплатно. И когда я узнал, что путь наш из Кветты дальше лежит в Саккар, который находится совсем не на кратчайшем пути к индийской границе, я немного расстроился. Судя по карте это был крюк длиною километров в триста, на протяжении которых для нас был организован эскорт.
Если у вас возникает вопрос, можно ли улизнуть от эскорта, отвечу: «Можно». Уже в Индии мы встретили гражданина Норвегии на КТМе, к переднему крылу которого был прикручен проволочкой бараний череп, думаю, для еще большей норвежскости. Человека звали то ли Йохан, то ли еще как-то по-скандинавски. Он рассказал, что удрал в Кветте от эскорта и поехал сам по короткой дороге в Мултан, которая шла через горы, проходя почти по границе с Вазиристаном. В итоге этот Йохан ехал восемнадцать часов подряд, потому что дорога оказалась убитой вхлам. Он просился переночевать на полицейских постах, но ему не разрешали и прогоняли, чтобы спровадить побыстрее с вверенной им территории. Хотя, здесь я думаю, он не прав. Думаю, что это вопрос нахождения общего с другими людьми языка. До Мултана он добрался под утро, смертельно уставшим, но живым и непохищенным. И признаться честно, я ему завидую.
Немногочисленные достопримечательности Кветты остались для меня неисследованными, потому что перед нами стоял более насущный вопрос. Это был вопрос денег. Согласно путеводителю, Кветта была первым пунктом на нашем пути, после того как мы покинули Турцию, где можно было снять денег в банкомате. И вчера мы попытались это сделать. И пока мы безуспешно метались между банкоматами, не зная того, что в городе есть только одно устройство, читающее международные карточки, на город опустился субботний вечер. А когда мы узнали про этот чудо-банкомат и нашли его, то он оказался запертым на замок за раздвижной решеткой из толстых оцинкованных прутьев. Оставалась слабая надежда, что эту решетку откроют в воскресенье утром, хотя в глубине души я и так понимал, что это глупо. Поэтому, на следующее утро, мы не выходя из тук-тука, посмотрели на запертую решетку, развернулись и поехали в отель.
Дальнейший выбор был прост – либо ждать день, либо ехать дальше, с надеждой в то, что в Саккаре тоже найдется чудо-банкомат. Насчет последнего были кое-какие сомнения.
Подумав, мы разменяли предпоследнюю стодолларовую купюру, из которой львиная часть сразу же пошла на покупку бензина, и уехали из Кветты.
Какое-то время продолжались горы и ехать было приятно и интересно. Тем более, что эскорта не было, а надо было лишь останавливаться на чек-постах и отмечаться в книге. А потом мы приехали в местность, называемую долиной реки Инд и все сразу изменилось. Целомудренная пустыня сменилась на типичный индийский мусорник, горы сменились на ровную как стол местность, засаженную всяким рисом, Белуджистан сменился на Синдх, а поселки стали встречаться через каждые пять-десять километров. Но самое главное - вновь появился эскорт.
Эскорт в штате Синдх был организован так, словно к нашему приезду готовились месяца два. И если бы раздолбанные полицейские джипы не плелись со скоростью сорок километров в час, то вполне можно было бы предположить, что именно так по Пакистану ехали бы митрополит Кирилл с Папой Римским, если бы они вдруг взяли и решили прохватить вдвоем на мотиках в гости к Далай Ламе. Другими словами, все было организовано на высшем уровне. Каждая следующая машина ждала нас на обочине с уже заведенным двигателем. Как только мы приближались к ней на расстояние в двести метров, она трогалась. Так что нам не приходилось даже сбрасывать скорость.
А когда мы проезжали через поселки, улицы которых по подобию с соседней Индией, были до отказа забиты велотележками, мототележками, автотележками, ослотележками и огромными грузовиками, полицейские включали мигалки на крыше и сирену. Тут же в плотном потоке разнокалиберных транспортных средств образовывался коридор, а на перекрестки выскакивали полицейские, до этого мирно дремавшие где-то рядом в теньке, и начинали свистеть в свистки, разгоняя замешкавшихся аборигенов. Вначале мне понравилось, а затем стало неловко за то беспокойство, которое мы причиняли местному населению. Представляю себе, как несладко быть митрополитом, который эту неловкость испытывает по пять раз на день.
Так вот мы ехали и приехали в город Саккар. И в Саккаре мы снова столкнулись с проклятым автобусом, полным англичан. На этот раз они не только выпили все пиво, бывшее в наличии, но и заняли все номера в отеле, который мы нашли чисто интуитивно, ориентируясь по вывескам. Я себе, честно говоря, плохо представляю радость от двухмесячного путешествия в автобусе, где пассажиры не меняются, а едут одним и тем же составом. Проводить по восемь часов в день, запертым с соотечественниками в металлическом ящике – это не для слабых духом. Я думаю, что если это не сплоченная футбольная команда, то уже через неделю в салоне автобуса может возникнуть настоящий психоз. Я слышал, что нечто подобное происходит иногда с экипажем судна дальнего плавания.
Из-за этих англичан нам пришлось поселиться в соседнем отеле. Стоил он столько же, но ковровое покрытие в нем было покрыто россыпями черных дырочек от сигарет, все квартиранты были гражданами Пакистана, а сток в душе был забит всякой дрянью и вода не сливалась, а стояла на полу болотцем молочного цвета.
Циник всегда рефлексирует на подобные удручающие мелочи по-бойскаутски. Не успел я спустится заказать ужин и разгрузить Катерину, как сток был прочищен, помещение проветрено, а во всех мыслимых и немыслимых местах висели выстиранные носки и футболки. Комната выглядела уютной и обжитой.
А затем я вышел в ресепшн и поинтересовался насчет банкомата, принимающего международные карточки. И оказалось, что такой банкомат есть. В центре города. Только мне туда одному нельзя. Так сказал самый авторитетный из сотрудников отеля. Надо, чтобы меня обязательно кто-нибудь сопровождал. Я спросил почему, а он сказал, что это очень опасно.
- Пакистан очень опасная страна. – Так он сказал.
Тогда я с легким скепсисом заметил, что я все время слышу, что в Пакистане опасно, но сам не вижу здесь совершенно никаких опасностей.
- Послушай, - Сказал он. – Ты здесь только третий день проездом, а я здесь живу постоянно. И я тебе говорю, что тут опасно. Потому что часто похищают людей. И если я тебя отпущу одного, то потом мне будет нагоняй от полиции.
По его словам получалось, что жители деревень, неразбалованные доходами от фермерской деятельности, часто наведываются в большой город, чтоб кого-нибудь похитить. После этого они увозят заложника к себе в деревню и требуют выкуп у родственников. Похищение, естественно планируется заранее, проводится определенное маркетинговое исследование и так далее. Но если такие люди увидят иностранца, беззаботно разгуливающего по грязным тротуарам Саккара, то они могут пойти и на импровизацию.
Поэтому мы взяли тук-тук и поехали вдвоем к банкомату.
Если Йезд претендует на звание самого старого поселения на Земле, то, думаю, у Саккара есть все козыри для того, чтобы побороться за звание самого уродливого города на планете. Особенно уродливое впечатление он производит вечером, когда на город опускается темнота. Моторикша трясся по ухабам центральных улиц, которые были кое-где разрыты, кое-где незаасфальтированны, а кое-где вообще имели вид и функцию сточной канавы. Улицы освещались исключительно желтыми прыгающими лучами фар встречных мопедов и драндулетов. Эти прыгающие лучи с трудом пробивались сквозь пыль, поднятую колесами с земли. Иногда луч выхватывал из темноты группу людей, которые сидели на корточках и чинили какое-нибудь колесо от мопеда. Я не то чтобы очень впечатлительный человек, но поездка по вечернему Саккару на меня подействовала как-то угнетающе. Так угнетающе, что я даже почти не испытал приступа депрессии, когда увидел, что банкомат закрыт на решетчатую дверь из толстых металлических прутьев.
Самым красивым зданием Саккара однозначно является ресторан KFC. На темной, грязной улице, облепленный какими-то сомнительными заведениями с серыми пластиковыми столами на тротуаре, двухэтажное здание Кентукки Фрайд Чикен выглядел как Титаник, между делом случайно причаливший к пирсу, где швартуются грязные рыбацкие баркасы.
Кроме того что здание имело красивый фасад и светящуюся вывеску с бородатым американским дядькой в галстуке-бабочке, оно еще и, по всей видимости, являлось самым престижным заведением города. Внутри тусовалась всякая местная многодетная буржуазия с толстыми животиками, а перед входом сидел вооруженный охранник, производящий фейс-контроль. На дверях висела табличка, строго настрого запрещающая входить в ресторан с огнестрельным оружием.
Когда мы вернулись в отель, то увидели, что наши мотоциклы, заложив ручки за спину, с интересом разглядывают двое пакистанских граждан. Граждане оказались работниками корпорации Судзуки, командированными из Карачи в Саккар для инспекции местной дилерской сети мототехники. Мы познакомились, вынесли из гостиницы стульчики и уселись посреди асфальтированного дворика, как бы вокруг воображаемого костра и начали беседовать. Как это обычно происходит в солидной мужской компании, через пять минут разговор перекинулся на политику.
По словам солидного менеджера по продаже скутеров и мотоциклов, внутреполитическая ситуация в Пакистане могла быть охарактеризована словами «No future». Здесь я понимающе кивнул, поскольку именно эта фраза всегда приходит мне в голову, когда я наблюдаю и размышляю о собственной стране. Мой собеседник заметил, что если раньше и были слабые надежды, то, по его мнению, со смертью Беназир Бхутто эта надежды рухнули, сгорели, превратились в пепел и пепел этот уже давно унесен ветром куда-то в сторону Сингапура. Семья Бхутто, сказал он, была единственной и последней соломинкой для Пакистана. Потому что это были последние образованные и одновременно обеспеченные люди, которым было небезразлично будущее и настоящее страны. Бхутто, с его слов, пользовалась абсолютной поддержкой и любовью подавляющего большинства пакистанцев.
Из сегодняшних достоинств Пакистана менеджер из Карачи подчеркнул лишь две вещи.
- Здесь прекрасные люди, - Сказал он. А затем подумал и добавил. – И армия... Да... У Пакистана очень сильная армия.
Все остальное, кроме этих двух вещей, он назвал лишенным перспектив. И его друг, сидевший рядом, скорбно с ним согласился.
Я сейчас думаю над его словами и не могу найти ответа. С одной стороны, это замечательно, что он не задумываясь сказал, что все люди в Пакистане очень хорошие. По его глазам было видно, что он говорил то, что думал. А с другой стороны, в среде этих прекрасных людей было рекордное количество похитителей, террористов и просто бандитов. На первый взгляд это выглядит как типичный конфликт реальности с ее восприятием неким субъектом. Но если всмотреться пристальней, то можно различить легкий привкус того, что объединяет смыслы этих двух, казалось бы, противопоставлений. Можно увидеть, как белеет что-то черненькое на горизонтах обоих этих событий.
Ночью мне приснилось, будто я сижу на корточках, , в темноте, возле дороги и ремонтирую мотоциклетное колесо в компании людей, которые молча наблюдают за моими действиями. Было темно, душно и хотелось чихать от пыли. Кажется, я даже проснулся от такого кошмара.
