|
Первым на индийской земле вас встречает четырехрукий Шива. Самый грозный из богов, разрушитель обветшалых вселенных, пляшущий на трупе поверженного им демона, — он стоит при входе в крытую галерею, которой вы идете из самолета в аэровокзал Дели.
Очевидно, такое невозможно ни в какой иной стране. Подлинный, изваянный много веков назад каменный Осирис где-нибудь на проспекте в Каире — лишь украшение города, приманка для туристов; рельефный Шива в делийском аэропорту (современная работа) — бог, которому поклонялись тысячи лет назад и молятся сегодня. В частности, его считают патроном водителей…
Представляете себе золотоусого Перуна в аэропорту Борисполь, — да еще при условии, что это бог «живой», а не музейный, что ему приносят жертвы киевляне двадцать первого века?! А Шива постарше Перуна, и очень намного…
Наверное, всему виной невообразимое индийское постоянство. Чего? Да всего. Уклада жизни, отношений, верований, взглядов на мир и на самих себя. Индийцы, конечно, могут делать «зеленую революцию», внедряя высокоурожайные сорта хлеба, и запускать собственные спутники, и обзаводиться отечественными атомными бомбами, но… Остается нечто сердцевинное, нерушимое, в сравнении с чем традиции других народов кажутся несколько поверхностными и — как бы это сказать? — декоративными.
…Новенький храм, открытый для посещения лишь в декабре 1998 года, известный гостям, как «Слава Индии», носит своеобразное местное название «Шри Шри Радха Партхасаратхи мандир», что значит «Храм святой-святой Радхи и Того, кто ездит на колеснице». На колеснице ездил красавец Кришна, бог в образе пастушеского принца, жених красавицы Радхи… «Слава Индии» огромна и роскошна: три великолепных башни в старинном, слегка модернизированном стиле высятся над горой, где, говорят, никто никогда не жил, где строителям пришлось взрывать динамитом дикие скалы.
Думаю, архитектор Канвинде стяжает в веках не меньшую славу, чем творцы великих европейских соборов… У подножия многоцветных, ярких башен — целый городок: сложное плетение лестниц, магазин сувениров, кафе, где продают священную вегетарианскую пищу — прасад. Сотни бедняков каждый день на площадке напротив кафе получают бесплатный горячий обед, — работает всемирная благотворительная программа Общества сознания Кришны, «Пища для жизни»: кришнаиты вот так-то кормили народ и в воюющей Чечне, и под обстрелом в Боснии…
Рядом скромная, но чистая храмовая гостиница, служившая пристанищем и нам, двоим сотрудникам Национальной телекомпании Украины; общежитие монахов-брахмачарьев, лекционный зал с фойе для выставок; театр роботов(!), где движутся под фонограмму отлично сделанные куклы-божества, разыгрывая сцены из «Бхагавадгиты»*. С опорной стены низвергается широкий искусственный водопад, бьют из бассейнов фонтаны, ночью все это волшебно подсвечено. А буквально через дорогу — совсем другой мир…
Правда… и абсолютная ложь...
В этом мире не столь много перемен со времен Гуптов и Маурьев**, а может быть, и с более ранних. И тогда, и сейчас типичный горожанин Индии — маленький, трудолюбивый, улыбчивый человек, ремесленник, торгующий своими изделиями, или только мастер, или только торговец, или, еще чаще, наемный работник у мастера и торговца…
Он безгранично терпелив и неприхотлив. Даром, что за одиннадцать лет, прошедших между двумя моими поездками в Индию, на вывесках, облепляющих дома сверху донизу, появились слова «компьютер» и «Интернет»! Суть не в них. Все первые этажи заняты лавками и кустарными мастерскими, обслуживающими эти лавки. Торгуют в основном мелочевкой, от носков до бижутерии, и продуктами питания.
Рядом в открытых помещениях или прямо на улице варят, жарят, колотят по железу, шлифуют камень. Нередко товар выставлен на лотках, а то и просто разложен на земле, ибо назвать эту грязь с вкраплениями асфальта тротуаром не хватит воображения. В узком проходе между торгующими носятся с утиным кряканьем гудков молодые ребята на «скутерах» — так здесь называют мотороллеры, — только успевай поворачиваться; проезжают шаткие, с брезентовыми будками моторикши; бродят, роняя слюни, кроткие и вездесущие уличные коровы. Словом, муравейник, беспрерывно и ощутимо напоминающий о том, что в стране миллиард жителей. Кто не продает, не покупает и не мастерит, сидит под домами, завернувшись в тряпье. Это нищие. Но о них после…
Тут они проводят всю (без исключений!) свою жизнь: хозяева, работники, их старики-родители, их жены и дети. На вторых этажах и выше, на балконах и галереях ревут старые магнитофоны, предпочтение — национальной музыке. Кажется, идет негласное соревнование: у кого из жильцов мощнее динамики… Думаю, большинство этих людей никогда, на протяжении многих поколений, не покидало родной квартал. А зачем? Дети чуть ли не с младенчества начинают помогать родителям. Отгоняв короткую юность на «скутерах», становятся за прилавок или берутся за рабочие инструменты. Родив собственных детей, учат их все тому же делу. Приняв в наследство лавку, мастерскую, сами садятся хозяйчиками. Под хрип магнитофонов — стареют, дряхлеют, исчезают… Ничего, кроме узко-житейских интересов.
Ничего, кроме обыденности. Правда… и абсолютная ложь. У этих маленьких людей, с головою погруженных в быт, грандиознейшая мифическая космогония. Она потрясает, словно откровения самых безумных астрофизиков. Плоскую землю с раскинувшимися «двипами» — материками венчает гора Меру. Вокруг горы вращаются светила, на ее склонах блистают дворцы богов, а под ней уходят вниз ярусами непостижимые подземные миры. И все это заключено в скорлупу гигантского яйца. Далеко не единственного! Бесконечное множество яиц-вселенных плавает в безмерном пространстве.
Каждое из них существует 24 тысячи божественных лет, что равняется 8640 миллионам лет человеческих (откуда эти цифры, столь близкие к нынешним оценкам возраста мироздания?!). Но миров столь много, что нет секунды, в которую не родился бы новый космос, и нет мига, когда бы не погиб ветхий… Новорожденные универсумы выплывают из пор на необъятном теле Маха-Вишну; а сам бог богов возлежит вне физического пространства-времени на чудовищном змее, среди волн причинного океана…
Умение «раствориться» в божестве...
Уточню: мировосприятие было и остается вселенским у целого народа, а не у отдельно взятого индийца. Рядовой гражданин живет интересами, о которых я писал выше. Как же могло возникнуть столь явное противоречие?.. Задать индийцу вопрос, верит ли он в Бога, столь же нелепо, как спросить, дышит ли он. Это даже не вера, а почти неосознанное ощущение. Божество разлито во всем. Есть большие храмы, вроде описанной мною «Славы Индии» или Бирла-Темпла, — выстроенного семьей богачей Бирла в Дели, в начале прошлого века, святилища довольно-таки мещанского вида, с раскрашенными статуями слонов в натуральную величину. (Впрочем, детская душа индийца размалеванным куклам радуется искренне: видел я в городе Вриндаване, в храмовом дворе, двадцатиметровых, ярких, словно пластмассовые пупсы, чудо-обезьяну Ханумана и слоноголового бога Ганешу…)
Но тут же, рядом с великанами, ютятся крошечные, наивно декорированные молельни; более того, среди толчеи базарных улиц вдруг мелькнет храмик величиной с телефонную будку, а в нем, на алтаре, пестро одетые мурти, куколки божеств… Даже оказавшись в салоне такси, — как правило, дряхлого черно-желтого «амбасадора» с простуженным гудком и счетчиком снаружи, — непременно найдешь там картинку или статуэтку, о которой водитель скажет: «Ит из май год». Бог! Предмет веры таксиста может оказаться одним из двух главных персонажей индуизма, Шивой или Вишну, сикхским*** вероучителем гуру Нанаком или одним из современных «пророков», имя же им легион. Здесь раздолье самозванным мессиям.
На одном шоссе я видел строящийся храм некоего духовного наставника, в старинном стиле, размерами чуть меньше Софии Киевской… Наш приснопамятный Кривоногов, основатель «Белого братства», преуспел бы там однозначно; какой-нибудь Саи-Баба, след от машины которого целуют фанатики, и представляется мне удачливым «Юоанном Свами»… Доверчивый народ! Нет, — скорее, народ, не склонный придавать слишком много значения таким пустякам, как личности и личные качества посредников между смертными — и Абсолютом.
Ну, конечно же! Именно Абсолютом. Никакого язычества, многобожия в Индии, пожалуй, нет, хотя, по некоторым данным, в стране насчитывается до 330 миллионов богов и божков, — по одному на каждых трех жителей!.. Идол, одетый тщательно, как самая дорогая Барби, — лишь предмет, на котором проще сосредоточиться неграмотному, простодушному человеку, умеющему думать лишь о том, что перед глазами. Почитателей икон «Богоматерь Умиление» или «Спас Ярое Око» никто ведь не называет язычниками… Кто способен обойтись без концентрации на картинке или статуе-мурти, обращается душой непосредственно к Источнику Сущего. Кто не приучен мыслить абстрактно, может дарить свою любовь кумиру в алтаре — запредельный оригинал изображения примет посланный импульс…
Итак, заметим: нормальный путь мысли и чувства для рядового, предельно «забытовленного» индийца — от частного к общему, через образ к сути. Уяснив это для себя, пойдем дальше. Обилие божеств рождает поразительную веротерпимость. В противном случае все эти суетливые труженики давно перегрызли бы друг другу горло… Но почему должны спорить между собой, а тем более враждовать до смертоубийства люди, поклоняющиеся разным проявлениям или даже различным именам одного и того же непроявленного, неименуемого? Порою мне кажется, что многие из индийцев любят всех богов сразу, как дети — героев сказок, каждого за его волшебные свойства или за необычные черты характера. Карлсона-который-живет-на-крыше — за веселый нрав, Винни-Пуха — за наивную хитрость…
В помянутом мною Бирла-Темпле несколько алтарей, и жуликоватый парень, выдавая себя за гида, ведет пойманного туриста от «лорда Вишну» к «лорду Будде», попутно указывая на стенах изображения богинь-шакти или джинских тиртханкаров****. Представляете себе под одной храмовой крышей распятие, михраб и тору?! А здесь нечто подобное вполне нормально.
Как же все-таки мысль практичного, цыганистого индийца взлетает к высотам космогенеза, доступным, казалось бы, лишь Эйнштейну? Видимо, умение «раствориться» в божестве и глубокая интуитивная терпимость к вере ближнего знаменуют некое фундаментальное качество — склонность ощущать себя частью надличного целого. Надо полагать, к этому привела многовековая житейская практика.
Живя для дела, для детей, почти отрицая себя как цель собственных усилий, чувствуя свою личность крошечной частицей гигантского народа в необъятной, но единой стране, — индиец, видимо, острее, чем жители иных частей света, ощущает себя включенным в нечто грандиозно-большое, безмерное. Будь то традиция, протяженная во времени, или мироустройство, развернутое и во времени, через миллиардолетние эры-кальпы, и в пространстве, где движутся бесчисленные миры-локи. Здесь, очевидно, почти сняты привычные западные антиномии «мое — наше», «личное — общественное» и т.п.
«Хомо индикус» тесно приобщен к совокупному, коллективному бытию; он — представитель определенной религии, варны, джати*****, собственник или работник, сын, муж, отец, а уж в последнюю очередь «человек в себе»… Коллективная, скрепленная традиционной этикой душа миллионов людей-клеток, порознь часто не осознающих это общее бытие, но всегда пронизанных чувством бхакти, преданного служения сверхличному, — вот как я назвал бы индийский феномен! Если в этой стране, да еще в среде не занятых рутинным трудом брахманов, рождается гениальный мыслитель и поэт, Вьяса, автор колоссальной «Махабхараты», или создатель «Рамаяны» Вальмики, — ему остается лишь переложить соборное самоощущение земляков в образы великих эпосов, в модели божественных вселенных.
Очевидно, благодаря описанному мною психическому состоянию, в каждом поколении воспроизводимому условиями жизни, индийский уклад невероятно древен и устойчив. Первыми из завоевателей — по крайней мере, первыми из известных — были свирепые кочевники арья, столь незаслуженно почитаемые нашими романтиками от истории под именем «благородных ариев», а то и вовсе сказочных «пахарей-ориев».
Настоящие арья, полудикие конники, подобные гуннам или монголам, стерли древнейшую из цивилизаций Индостана, — Хараппскую, ту, что еще четыре тысячи лет назад строила кирпичные города с канализацией и бассейнами в домах. Потом был провал в несколько столетий, из которого арья вышли уже вполне окультуренными, не рушащими, а строящими государства. Они исповедовали религию, где мирно уживались арийские и хараппские боги. (Кстати, Шива относится к наиболее древним.) Степняков-разорителей переделала, переплавила эта странная, непобедимая в своем миролюбии земля…
Со стихией не воюют
Может быть, не все знают, что мусульманские владыки оставили в Индии, особенно в центральной, более крупные, величественные памятники, чем местная, индуистская культура. И в первый свой приезд, и во второй я зачарованно бродил среди покрытых дивной каменной резьбой руин вокруг Кутб-Минара — огромной башни, оставленной иранскими властителями ХІІ века.
Снова дивился стоящему во внутреннем дворе бывших султанских покоев, черному, словно труба топки, неимоверному столбу из сверхчистого металла, — не ржавеющей пятнадцать столетий Железной колонне, постоянному соблазну для искателей следов инопланетного разума на Земле… Я отбивался от назойливых торговцев сувенирами у ворот делийского Красного Форта, брата-близнеца московского Кремля, могучей твердыни, хранящей в сундуке зубчатых багряных стен хрупкие мраморные безделушки: кружевную крошку-мечеть, дворцы, галереи, садовые павильоны.
Поражался силе человеческого гения, созерцая безупречные, жемчужно-сероватые купола Тадж-Махала над базарной толчеей Агры, и размышлял о том, как своеобразно выглядит посмертная верность влюбленного, если этот влюбленный — всесильный император, шах Джахан, и может согнать для постройки мавзолея возлюбленной двадцать тысяч камнерезов со всей страны… Да, и первые исламские султаны, и Великие Моголы, цари-чингизиды из Средней Азии, правившие здесь свыше трех столетий, сделали все, чтобы увековечить свое правление.
Напористо утверждала себя и охраняемая властью вера Мухаммеда. Но… Словно руины затонувшей цивилизации, громадные и безжизненные, высятся могольские крепости и мавзолеи в мирной суете индийских городов; подобно стаям равнодушных рыб, обтекают их люди, машины, моторикши. Все чужеродное парализовала и медленно умертвила Индия. Раздоры двоеверия, унесшие сотни тысяч жизней в конце 40-х годов, окончились, в принципе, тем же: для верных Аллаху были созданы новые государства, Пакистан и Бангладеш, индуистский же океан вернулся в берега и покоен, как был прежде, до прихода завоевателей под знаменем пророка… Думаю, что даже нынешний конфликт, вызванный нетерпимостью северного соседа, не завершится вспышками «ярче тысячи солнц» (образ чудовищного, очень напоминающего атомное, оружия из «Махабхараты»). Мудрость коллективной души пересилит чужую злобу…
Умнее всех оказались англичане, мало посягавшие на традиционные уклад и веру. Времена, когда бунтарей привязывали к дулам пушек, миновали быстро. С годами надменные сахибы превратились в учителей, дав индийцам европейское просвещение и парламентаризм. «Мы за многое им благодарны», — до сих пор говорят о британцах, в частности, в очень английском Бомбее, с викторианским вокзалом, музеем Принца Уэльского и двухэтажными автобусами… Но главное, что хозяева вовремя сообразили: пора вручать стране независимость. Зная Индию, они не усомнились, что кроткое безоружное движение сатьяграхи под водительством тихого аскета Ганди есть океанский прилив, предшественники коего смыли или растворили без остатка и жестоких арья, и солдат Александра Македонского, и Моголов, и Бог весть кого еще. Со стихией не воюют.
Символично, что именно со стены Красного Форта, твердыни тюркских колонизаторов, первый премьер суверенной Индии, Джавахарлал Неру, провозгласил свободу своей родины.
А затем этот мирный, но неотвратимый потоп хлынул на Запад. Некогда из-за северных морей шли покорять Индию полки с пушками, барабанами и философией воинственного прагматизма, чуть прикрытого показным христианством. Ныне обратным путем двинулись «Веды» и «Шастры», учения кармы и йоги, большие и малые гуру, сметая бескрылую рассудочность, раздутый культ собственного «я».
В общем, это происходило и раньше, — вспомним откровения Елены Блаватской, блестящие западные гастроли Вивекананды, моду на индо-тибетскую мистику в салонах начала ХХ века. Но лишь убедившись, что общественный прогресс привел к созданию концлагерей, небо завоевано для того, чтобы валить с него бомбы, а либерализм не спасает от биржи труда, ножа убийцы и шприца с наркотиком, — евро-американский мир широко открыл двери «таинственному Востоку». Молодые все яростнее проклинали отцов, начавших позорную войну во Вьетнаме, когда случилось это. Со своим зонтиком и потрепанным чемоданом, забавный и решительный, ступил на набережную Нью-Йорка индийский брахман Шрила Прабхупада.
Учение, способное завоевать мир…
…У нас писали когда-то, что основатель Международного общества сознания Кришны работал на ЦРУ; во всяком случае, названная организация поддерживала его, чтобы он отвлекал молодежь от активного протеста. Не знаю, может быть… Но Прабхупада сделал намного больше. Каким-то образом его проповедь вывела наружу нечто, затаенное даже в пересохших душах рационалистов, живых калькуляторов (а может быть, именно там и живущее подавленной тоской, смутной болью, как вечное сожаление об отнятых крыльях!..).
Во Вриндаване, провинциальном городе, где больше храмов, чем жилых домов, — во Вриндаване над рекой Ямуной, там, где, согласно мифу, пять тысяч лет тому назад родился в человеческом образе Господь Кришна, я видел их немало, сухопарых джентльменов из Америки и Канады, немцев и австралийцев, с обритой головой и косичкой-шикхой, в индийской мужской юбке дхоти и сандалиях-стуколках (ведь святилища на каждом шагу, и при входе в каждое надо разуваться!). Видел, как самозабвенно они медитируют на какой-нибудь скамье в саду беломраморного, будто из сахара выточенного храма Кришна-Баларам; видел отмытых до бесцветности лучшими шампунями леди-путешественниц, мужественно носящих сари и перебирающих в мешочках четки, тысячи раз подряд повторяя маха-мантру «Харе Кришна»…
Вокруг Местные жители не смеются над ряжеными; наоборот, радостно принимают тот факт, что их язык и костюмы, утварь и жесты приветствия столь полно усвоены бывшими сахибами, деды которых считали индийцев «грязными цыганами, поклоняющимися корове».
Если бы наши соотечественники носили вышитые сорочки и шаровары не только на сцене или на съемочной площадке очередного убогого «казацкого» вестерна, — как бы они восприняли появление голландского клерка, австрийской студентки, чешского бизнесмена на нашей земле в украинских нарядах, с пением веснянок и щедривок?! Впрочем, сейчас трудно представить себе и «если бы», и «как бы». Мы пока не выработали даже намека на учение, способное завоевать мир…
Итак, чиновники, педагоги, экономисты с университетским образованием начинают верить, что странное дерево на окраине Вриндавана, у которого тесно сплетаются два ствола, темный и светлый, будто лишенный коры, действительно воплощает Кришну с его братом Баларамой и, более того, является тем самым «древом исполнения желаний». Питомцы сугубо научного мировоззрения перестают сомневаться в том, что холм Говардхан, в мифах именуемый «горой», — скучный, покрытый серыми камнями и чахлою порослью, длинный плоский горб, — был некогда поднят Кришной в качестве зонтика, защитившего Вриндаван, его пастухов и коров от сокрушительного ливня, и что любимец пастушек семь дней продержал гору на мизинце левой руки.
Люди, доселе не признававшие никаких доказательств, кроме формально-логических, отстаивают правоту легенд о том, как на месте затейливых дворцов раджей и каменных парапетов, обрамляющих ныне прелестное озеро Кусума-Саровара (все заброшено и обжито лишь наглыми обезьянами), — как на этом самом месте принц-пастух гулял по цветущим лугам со своей горячо любимой супругой Радхой; восторженно рассказывают про ту же Радху и ее подруг, выкопавших своими браслетами озеро Радха-Кунда… Что это? Срочное возвращение в детство? Паническое бегство от кошмарных «стрессов и страстей» рубежа тысячелетий — в ласковую, добрую, слащаво-яркую страну иллюзий? Не знаю. Но это ширится. То ли впрямь слаб человек, то ли очень уж ущербен путь «рыночной», жестоко-конкурентной цивилизации…
Загадочно усмехается Шива...
В индийской столице есть уголки, в сравнении с которыми описанные мною выше торгово-ремесленные кварталы — верх комфорта и роскоши. Для себя я назвал эти места «шанхаями», как именовались до революции поселки бездомных шахтеров. Там лепятся друг к другу шалаши, фанерно-тряпичные хибары, дикие нагромождения упаковочной тары, тонущие в коровьем и людском дерьме… Среди дымков нищенской стряпни возятся голые, не знающие водопроводного крана дети.
А напротив, на другой стороне улицы (говорю оператору А. Васяновичу: «Толя, стань на осевой и сделай панораму слева направо»), — двух-трехэтажные, изысканной архитектуры особняки, в пальмах и магнолиях, за оградами узорной ковки, с новенькими дорогими авто во дворах. В Дели нет богатых кварталов, кроме официозного центра с небоскребами и тяжелыми, пышными, английской колониальной постройки дворцами президентской администрации и министерств. Все социальные контрасты резко, оголенно бьют по глазам. Трудно представить себе подобную ситуацию в большинстве стран: накопление тока на полюсах общества давно привело бы к серии мощных разрядов, способных либо все разрушить, либо снять или хотя бы смягчить противоречия.
В Индии не так, и всегда было не так: предельная нищета масс служила фоном для безумной роскоши раджей, владык местных или пришлых. Что же является «громоотводом»? Коротко говоря, все то же глубокое, растворенное в народе религиозное чувство. Еще точнее — убежденность в наличии кармы, то есть программы будущих телесных воплощений, определяемой твоим поведением в данной жизни. (Так и хочется повторить вслед за Высоцким: «Хорошую религию придумали индусы»…) Карма сдерживает и попрошаек, и миллионеров. Если ты нищенствуешь, но ведешь себя праведно, молишься, не ешь запретной пищи, почитаешь брахманов и коров, — есть много шансов, что в новой инкарнации ты родишься богачом, владельцем особняка и «мерседеса» с вышколенным водителем. В то же время домовладелец, живущий напротив хижины, уверен, что, нагрешив, обойдясь слишком грубо и надменно с бедняками, лишится всех своих благ и вновь явится на свет в поганейшем из «шанхаев», десятым ребенком прачки-поденщицы…
Гарантия вечного неравенства? Средство от революций и забастовок? Палочка-выручалочка в руках имущих?.. «Ох, если бы все было так просто!» — загадочно усмехается Шива в делийском аэропорту, провожая нас на заснеженную Родину. «Вспомни-ка отступление английских дивизий перед безоружными толпами, перед щуплым очкариком Ганди! Ты там вспоминал о вьетнамской войне, о молодежи, которая отказывалась воевать и шла за Прабхупадой? О да, это не социальный протест в привычном для тебя смысле. Но, может быть, война окончилась раньше еще и поэтому? И кто-то остался жить, поскольку сидел на нью-йоркском газоне и распевал мантры, а не пробирался под огнем в джунглях за полпланеты от дома… А что, если тысячелетний индийский опыт мирного, эволюционного утверждения высших принципов окажется за порогом века не менее (или более) ценным, чем вся кровавая практика перестрелок и уличных баррикад?!
Ты же видишь — прогресс в Индии идет медленно, но необоримо; и в 1999-м на перекрестках значительно меньше нищих, чем их было в 1988-м, и понемногу отступает в стране безработица, и все реже случаи голодной смерти… Может быть, презрение истинно верующих, бхакт, к материальным ценностям, их умение находить счастье в отказе от плотских стремлений, — научат вас там, на Западе, несколько иначе понимать цели прогресса?! Не для того же мы, боги, создавали вас, чтобы вы надрывали нервы и мышцы в погоне за каким-нибудь новейшим подогреваемым унитазом… Что, если однажды в роли париев окажутся не презираемые ныне «хлюпики», люди, занятые духовным самосовершенствованием, а эгоисты-накопители, обуреваемые жадностью, тщеславием, завистью? Думай об этом, думай, чужестранец…» Вот, — думаю до сих пор.
* «Бхагавадгита» — «Песнь Господа» (санскр.), древнеиндийская религиозная поэма, в первоначальном варианте созданная, очевидно, около ІІІ века до н.э. Возникнув, как самостоятельное произведение, позднее была включена в эпос «Махабхарата».
** Маурьи, Гупты — династии правителей государств в древней Индии. Первая правила в Магадхе в IV — II вв. до н .э., вторая — в Северной Индии, в IV - VI вв. н. э.
*** Сикхизм — религия, возникшая в Пенджабе в начале XVI века; учение, реформистское по отношению к индуизму, отрицающее деление на касты, проповедующее единобожие.
**** Тиртханкара — «создатель переправы, пути», наименование вероучителей джинизма (джайнизма), учения, возникшего в VI - V вв. до н. э., как модернизированная форма брахманизма.
***** Варна — одно из четырех главных подразделений индийского традиционного общества (брахманы, кшатрии, вайшьи и шудры); джати — более мелкое профессиональное подразделение, то, что обычно называют португальским словом «каста».
Источник: Журнал «Вокруг света», украинская редакция
|
