|
Индия 01.2010 (впечатления)
Мумбай.
Более всего поразил Мумбай. Туда хочется вернуться. Этот город обладает собственной душой. И для меня это душа одного человека. Он принимает тебя в свои ладони, которые пахнут перцем и сладостями, корицей и мочой, крысами и бродячими козлами, папайей и бананами. Принимает, и дает возможность осмотреться, вслушаться в ритм его дыхания и пристроиться, чтобы дыша в унисон, ты смог плыть по его широким и узким многолюдным улицам в своем собственном потоке. Этот человек очень терпим, он уважает и поддерживает свободу каждого. Какими бы разными не были люди, всех он впускает, всем дает жить на своей груди, всех принимает такими, какими они есть. Если упасть в этот поток сознания города Мумбая, то удивительно легко передвигаешься в самой тесноте и суете. Будто открываются перед тобой невидимые ворота, и ты скользишь прямо к цели, минуя все препятствия. Как будто проходишь сквозь время. Перекрестки, по которым осуществляется движение одновременно во все стороны, руководствуясь логикой преодолеть невозможно. Однако, я заметила, там, где европейцы недоуменно останавливаются, думая, как бы перейти поток машин и людей, индийцы плывут себе дальше. И перед ними поток расходиться, открывается, пропускает их, а за ними смыкается. Я поняла: здесь не нужно думать, а нужно жить, просто жить, и двигаться в своем направлении. Попробовала, и больше уже нигде мне не было препятствий. В Мумбае каждый движется по своей траектории, но людей полчища, миллионы! Как их всех согласовать? Как сделать так, чтобы они элементарно не толкались? И город это делает. Он организует всех силой своего духовного поля. Мало того, он дает каждому в этом поле свой аккаунт. И ты сам управляешь своим полем в большем. Тугие европейцы не догадываются об этом. Они бурчат, рычат, им все не нравиться: толчея, неразбериха, шум-гам, клаксоны, вонь, грязь, - все их раздражает. И в этом раздражении они закутаны, как в паранже. И уже ничего не видят, и ничем не управляют. А все только потому, что гордыня человека не позволяет душе города управить им. А он большой, мудрый и сильный, слышит каждого человека, шаркающего ногами по его мостовым и спящего на грязных простынях в дешевых отелях. Для каждого есть у него решение. Только вслушайся и всмотрись, войди, как часть в целое. Такого единства, такой глубины и осознанности поля я нигде никогда в нашем пространстве не слышала. Такое чувство, что каждый индиец в мумбае контролирует вокруг себя метров сто поля. И из поля ему поступают сигналы, как и когда менять маршрут движения, чтобы выстроить свой путь, и ни с кем не столкнуться. Индийцы плывут в потоке, не задумываясь, а наши люди поначалу: тыр-пыр, шаг – стоп. А потом уже подаются, и поле само их регулирует. Кто возмущается, тот быстро оказывается в сложных ситуациях. На голову тому непрерывно сыплются мелкие камешки, а потом падает кирпич. Знаков множество, но наши люди глухи – едут, как в танке. А город безмерно добрый.
Когда мы ехали из аэропорта в гостиницу спускался вечер, но солнце еще светило ярко. Смотрю, а на улицах вдоль лавок лежат завернутые в покрывала... кто? Трупы что ли? У нас ведь если на улице среди бела дня лежат, значит либо авария, либо пошесть. Оказалось, это люди устроились на ночь, просто легли спасть. Мимо них шаркают ноги, гул машин и клаксонов стоит в Мумбае всю ночь, а люди спят. Отключаются от всего, и проваливаются в теплые объятия города. Спят прямо на асфальте возле закрытых на ночь лавок. Я думала, что не засну в грязном номере на нестиранных простынях под звуки улицы. Странно, но эти звуки были, как музыка, которая помогает уснуть, убаюкивает, рождая ощущение защищенности и поддержки. Город сигнализирует: я не сплю, я слышу тебя, даже, когда ты спишь, спи спокойно, я никуда не денусь, пока ты будешь отсутствовать в своем тихом сне, я тебя постерегу, и поберегу твой сон. В шесть утра я проснулась внезапно от чувства тревоги, сквозь сон я подумала, что это военная тревога: кто-то кричал и пел в громкоговоритель, и вспомнилось: «Говорит Москва. В 4 часа утра, гитлеровские войска...» и так далее. Война! Про что же еще могут кричать в громкоговоритель в шесть утра! Оказалось, муэдзин призывал мусульманский квартал к утренней молитве. Я не мусульманка, потому решила, что буду спать до последнего. Но, потом поняла, что не прощу себе, если не выгляну сейчас в окошко: что там делают люди сейчас? А люди как будто и не ложились: двери многих лавок были открыты, мужички бодро переговаривались друг с другом на вполне светские темы. Город и не прекращал жить. Когда они спят, подумалось? Наверное, из-за жары им меньше требуется времени на сон – часа 3-4- достаточно.
Стало ясно, что с каждой минутой звуковой фон будет возрастать. В Индии дудят все, и кто громче дудит, тот первый и едет. Всем все ясно. Если этот водитель громче сигналит и непрерывно – значит, ему ехать всего нужнее, и его пропускают. Мне представилось, как бы это было у нас. Все стоят, все дудят, и никто никого не пропускает. В Индии такого нет. Люди мгновенно определяют степень необходимости чего-то для другого человека. У них, наверное, с рождения системное мышление. Хотя они про это и не подозревают. Просто их так научили, жить по таким законам, и они ощущают, что, когда надо делать, что уместно, а что нет. И за временем не следят, и успевают. Многие говорят: поезда опаздывают, автобусы ездят как попало. Нет, они всегда приходят в нужный момент. В нужный системе момент. Это может отличаться от наших представлений о нужном моменте. Но, я как-то сразу смогла доверять потоку. Ведь он больше меня. И в нем уже есть все, и все знание. Оно выведет тебя в нужное место. Не в то, про которое ты думаешь, что оно нужное, а в подлинно твое место, где ты равен себе. В индийцах нет гордыни, каждый равен себе, кем бы он ни был, и ничего не пытается из себя изобразить. Ему и так хорошо, самим собой быть. Это белые люди вечно собой не довольны или своим местом. У индийцев этого нет. Нищему сложно скорчить жалостное лицо. Уж так старается, так напрягается. А от той мины, которая ему с трудом удается, наступает жуткая ржачка. Ну, невозможно остаться серьезным. И ты улыбаешься этому сухорукому, а он в ответ просто счастлив, что ему не пришлось притворяться долго, и ты его и так понял, что денег нужно дать, и нет нужды притворяться дальше несчастным. И ты даешь, что можешь беззаботному сухорукому юноше, или беззубому старику, который спрашивает тебя на английском: как ты, как тебе Индия с уже вполне нормальным лицом. Вывод: им трудно быть несчастными. Даже придуриться, как следует, не умеют. Под каждым листом и стол и дом! Не то, что у нас: зимой замерзнешь до смерти без крова над головой. У нас все жестче. Прав был Гумилев: ландшафт и климат формируют менталитет людей, живущих на местности. Хотя, когда я впервые столкнулась с этой мыслью, подумала, что это полный бред. По мумбаю хочется течь, с ним хочется говорить, его хочется слушать. После короткого отдыха мы вышли группой из гостиницы и пошли по узкой улочке мусульманского квартала к ближайшему кафе. Через метров десять я ощутила, что воздух вокруг меня клубиться и накаляется. Искоса посмотрев по сторонам, я обнаружила, что все взгляды прикованы ко мне. Идешь, как по подиуму. Их обожание удивляет и смущает. Мужчины смотрят на тебя, как на чудо. Мне и в голову не пришло, что моя блузка слишком декольтирована. Оказалось: в Индии так не ходят. Жара, ни жара - нужно прикрываться. Но, я на это не способна. Вот прикрылась бы, и так и не узнала, что такое, когда все встречные мужчины укладываются штабелями. А среди них были такие красавцы, ух, что ты! Куда там нашим. Правда, энергетика индийского мужчины более похожа на женскую. Этакое облако в штанах – никакой мужественности. Очень мягкие в Индии мужчины. Даже странно. Кажется, что такой мужчина обожать будет, но защитить точно не сможет. По приезде домой я проштудировала историю Индии, и выяснила, что ее вечно кто-то завоевывал. И вечно богатые раджи платили дань то мусульманам, то англичанам. Проще было платить дань, чем воевать. Богатая страна могла откупаться. Одно воинственное племя – раджпуты – и то пришло в Индию со стороны, ассимилировалось с местным населением, и выходцы из него стали самыми ярыми защитниками всего индийского. Один мальчик из нашей группы сказал: я наблюдал за ними, и вы можете быть уверены, что они смотрят на вас, как на королеву, снизу вверх, в их взглядах много почтения и восхищения, так что не стесняйтесь. Я проверить это не смогла – подслеповата, и далеко не вижу, чем там светятся глаза индийских мужчин. Но, могу сказать, что никаких эксцессов ни разу не происходило. Хотя иные барышни жаловались, что с ними «грязные индусы» обходились не почтительно, и даже кидали в них камнями, приставали, щипали за попы, и всячески заигрывали.
Они страшно любят фотографироваться. Просят сфотографироваться с их детьми: считается, что фото с белым человеком – это к удаче и счастью. Раз десять за две недели пребывания, сзади до меня дотрагивался кто-то невидимый. Я была в недоумении, пока мне не объяснили, что среди индийцев существует поверье: дотронуться до белого человека – это к счастью. Ну, вот они втихаря и дотрагивались, хотя я ни разу не смогла понять, кто это был.
В кафе за завтраком мы попросили не острый рис. Минут через 10 нам принесли ароматное кушанье. Были голодные страшно, набросились, и вдруг – слезы из глаз, горло пылает, из ноздрей – дым, а в желудке – атомный реактор. Это ихнее ноуспайси! Е-к-л-м-н! ну, мы ж просили! Ес, ес, итс ноу спайси, - убеждают официанты, глядя чистым и наивным взором на белую людь, и надеясь на хорошие чаевые. Многие не стали есть такой рис. А я ухнула, настроилась на местные вибрации, и съела. Зато потом ощущения незабываемые. Казалось, что в ближайшие два дня твой желудок будет гвозди переваривать, не то, что какие-то местные микробы. Грязь – отдельная тема индийского быта. Если не принять ее в самое сердце – она вас убъет, точнее, вы сами себя поедом съедите. Нужно просто принять правила, и все. Остальное – не за вами, а за природой – она вынесет. Мне показалось, что эта первая порция риса убила в моем жкт все украинские микробы, и подготовила почву для принятия местной флоры и фауны. Как результата - за все путешествие никаких разладов и расстройств, на что жаловались многие, не поевшие острого риса в первый день. Так что, будете в Индии – ешьте острое смело, особенно в первые дни. Все пойдет в дело. Не обращайте внимания на то, что официант вытирает столик в сотый раз той же грязной тряпкой, а потом теми же руками подносит вам чапати. Примите этот образ жизни, и вас не тронет лишнее, и вы вернее сохраните себя.
На набережной мумбая было жарко, полно зазывал, торговцев и нищих. Они достаточно навязчиво предлагают свои услуги. Если не раздражаться, это скоро проходит. Если злиться на то, что вас все время отвлекают от созерцания местных красот – вы быстро потеряете форму. Вас просто разберут на части. Сквозь толпу попрошаек нужно идти с ощущением того, что они здесь делают свое дело так же, как вы свое. Вы гуляете – они проят. У вас свое предназначение, у них свое. И никто не важнее, никто не выше, и не ниже. Все на своем месте и в своем праве. Дайте право им быть тем, что они есть, и вы останетесь среди всего в покое. Или же не ходите по тем местам, где они работают. Мне в первые же минуты какой-то старик повязал на рурку красную нитку и поставил на лоб точку. Я сказала радостное спасибо. Оказалось, нужно было что-то заплатить. Старик долго смеялся моей наивности. И потом больше ко мне не приставал, завидя меня на обратном пути издалека кричал «спасибо».
На острове Элефант мы посетили древний храм, высеченный в скале. На всех фотографиях из этого храма какие-то светящиеся точки и пятна. Мощнейшая энергетика древнего индуистского эгрегора ощущается, как основа на которую опираются более поздние религии. Экскурсовод сказал, что в этом храме проявляется истинная суть каждого человека. Когда мы делали общую фотографию в пещере вокруг шива-лингама, я стояла во втором ряду. Подумала: если меня не будет видно, пусть на пленке запечатлиться моя душа. Что вы думаете: на этой фотографии на месте моего лица сиял белый светящийся шар. Чудно! Как подумаешь – так тебе и будет. По мыслям твоим. Вообще, в Индии наблюдается чудеснейшая готовность мира быть для тебя тем, чем ты хочешь. Я все мечтла сфоткать бабочку. В последний день перед отъездом из Гокарны бабочка прилетела и уселась прямо на бусики, которые я разглядывала. Сидела долго, пока я не сфотала аж три раза для верности. А потом помахала на прощание крылышками, сделала круг вокруг моей головы и улетела восвояси.
Гокарна.
Как не хотелось уезжать из Мумбая, но соблазн увидеть в пути другую Индию звал в дорогу. Мы бодренько погрузились на слипбас, прелести которого без перебоя описывал наш гид, и расслабленно залегли в конурах, обитых бордовой тканью. Я не подозревала о существовании спячего автобуса. Вот это, думаю, достижение! Так думалось до тех пор, пока не поехали. Трусили по Мумбаю еще два часа, и при скорости 40 км в час рождались смутные подозрения, что выспаться не удастся. Так и получилось. Для непосвященных: слипбас – это изощренная пытка бессонницей. Ни лежать, ни спасть, ни думать, ни мечтать, глядя в темное индийское небо с частой россыпью низких крупных звезд, невозможно. Дорога серпантином тренирует вестибулярный аппарат. Лежа на второй полке, начинаешь задаваться вопросом: почему ты не квадратный ящик? Лежать можно только на спине, раскинув руки-ноги в стороны, но при тряске это не облегчает положения. За милую душу можно стукнуться головой на очередном крутом повороте. В середине ночи изможденную публику начал разбирать нервный смех. Стукаться головой и локтями надоело, бдить за сохранением равновесия тоже, хотелось одного – выйти из конуры на волю. Хотя одно удовольствие от дороги все-таки было. И случилось оно сразе после выезда из мумбая. Мы решили поужинать в каком-то придорожном кафе. Там было одно местное население, обслуживали нас мальчики лет 11-12. Они были смешные и пугливые, с огромными мечтательными глазами. В этом кафе я впервые увидела, как индийцы едят дал. Выливают в горку риса посреди тарелки все подливки, перемешивают, и едят правой рукой, по которой подливки стекают до локтя. Потом моют руки, поливая их водой из металлических стаканов прямо над обеденной тарелкой. Выглядит, конечно, по-варварски. И после наблюдения этой процедуры есть больше не хочется. Во многих кафе нам подавали воду в металлических стаканчиках. Проводник сказал, что ее можно пить. До сих пор я сомневаюсь в этом потому, что увидела в том кафе, что из этих стаканчиков индийцы моют руки после еды. Левая рука у индийцев считается грязной. Ее используют для проведения туалета. Поначалу мы не понимали, почему в общественных уборных в передней может не быть раковин для мытья рук, но в каждой кабинке есть какие-то низкие краники, возле которых прицеплены металлические кружки на цепочках, и весь пол всегда и везде залит водой. Проводник объяснил нам правила индийской гигиены. Ну, хоть с нижней частью тела у них все в порядке, а руки можно и не мыть. Запас влажных салфеток быстро истощался.
Треклятый слипбас довез нас до какой-то богом забытой станции, и гордо покачиваясь уехал. Водитель объяснил нам, что дальше ехать не может – разобрали мост, а ехать в объезд еще 150 км мы не договаривались. Печально глядя на купу баулов и чемоданов, мы начали чесать репу и искать пути и способы дальнейшего передвижения. Время от времени на автовокзал влетал очередной автобус, из него выскакивал водитель и громко голосил: автоб, автоб, автоб! поначалу я не поняла, что это за крики такие. Оказалось, что автобусы в Индии почти никогда не ездят по расписанию, и мы предположили, что криками водители просто сзывают своих пассажиров, цып-цып-цып, подходите, мол, скоро поедем. Кричат громко. Как будто от силы голоса зависит решение пассажира сесть именно в этот, а не в другой автобус. Кажется, что каждый водитель гордится своим автобусом, и своей работой. И когда они влетают на автостанцию, а потом эффектно визжат тормозами возле платформы, то, наверное, чувствуют себя, как какой-нибудь принц на белом коне, вполне достойный руки королевской дочери. Наш гид договорился, что до моста нас подвезут на джипах. А через мост мы уже сами. Поначалу нам рассказывали, что мост небольшой, и преодолеть его можно пешком. Но, когда мы подъехали, то поняли, что коварные индийские таксисты нас обманули. Мост был километровый. Идти по нему с ручной кладью не представлялось возможным. Не успели мы опомниться, как со всех сторон к нам стали подъезжать мотоциклисты, предлагая перебросить через мост вместе с вещами. 50 рупий – доллар и чуть-чуть – и ты на другой стороне. Мне достался водителем малюсенький щупленький индусик, на потертом мопедике. Как он гордился мною. Он вез меня, и все встречные мотоциклисты бросали на него завистливые взгляды и показывали большие пальцы. Он был горд и невозмутим, даже не улыбнулся. Меня и еще одну, видимо, понравившуюся барышню, завезли совсем не туда, куда остальных. Получили с нас деньги, отошли на другую сторону улицы, и стали наблюдать за нами с остальными 20-30 водителями моторикш, громко переговариваясь и смеясь. Мы не сразу поняли, в чем дело. Подоставали восточные сладости и стали завтракать, ни о чем не заботясь. Нашли нас через полчаса. Оказалось, индусы просто хотели понаблюдать за белыми женщинами в отсутствии мужчин. Один из водителей авторикш подъехал к нам и стал просить угостить его тем, что мы едим из розовой коробки. Наивность их поражает. Иногда непонятно всерьез говорят или шутят. Ответ «да» выглядит у них на языке жестов, как восьмерка, которую они выписывают головой, качая ею во все стороны. Для нас это звучит, скорее, как «нет».
Еще три часа тряслись мы на местном автобусе до Гокарны. Наши туристы ругают эти автобусы. Мне почему-то кажется это верхом снобизма. Во-первых, мы на таких автобусах в советское время все ездили. В сельской местности раздолбаи ходили похуже индийских. Во-вторых, их асфальтовые дороги намного лучше наших: видно стройматериалов не жалеют. Как ни жарко асфальт у них не плывет. А у нас после лета везде колеи образуются. В-третьих, какой же интерес путешествовать без приключений! Ведь если бы мост не разобрали, то мы бы на мотоциклах не покатались, и не было бы той полнейшей неопределенности, в которой и рождается ощущение свободы. Индия тем и хороша, что там намного меньше определенности. Ведь это же счастье, когда ты не знаешь, что будет, когда ты сейчас на сейчас принимаешь решения, отказываешься от контроля, и плывешь по потоку. Наш проводник был мастером устраивать такие ситуации. Надо полагать, что его предназначение в том и состоит, чтобы показывать Индию не по плану, а по сиюминутно открывшейся сути. Таким образом, каждый путешественник открывает Индию в своей душе, и может увезти ощущение свободы с собой в свою страну, и в свою жизнь, которая, безусловно, после посещения Индии измениться так, как ей и надлежит измениться, но так, как вы и не ждете.
Вид на пляж Кудли, открывшийся с вершины холма, через который пролегала дорога, был поражающим всякое воображение. Казалось, внизу раскинулся маленький рай, предусмотрительно укрытый за холмом, чтобы не так просто было до него добраться. Каждый путешественник, наверное, чувствует себя в такие минуты первооткрывателем. На пляж мы спускались узкой глиняной тропкой. Наш багаж снесла вниз обслуга отеля. С каким же изяществом маленькие индийцы несли наши тяжеленные чемойданы! На головах! И как у них шеи не ломаются от такого груза? Но, это были цветочки. Когда на следующий день мы увидели пеструю толпу женщин, которые бодрой трусцой спускались с горы с огромными кирпичами на головах, мы поняли, что это, качество, видимо, тренируется с детства. На голову они кладут специальные подставочки, одной рукой могут придерживать груз, но далеко не всегда. Зато какая у них изящная походка, особенно у мужчин. Наверное, из-за того, что они в брюках, - это более заметно. Движется у них только нижняя часть тела, ноги элегантно выбрасываются вперед, а таз при ходьбе плавно движется вперед-назад, корпус же при этом неподвижен. У меня почему-то такая походка вызывает ассоциацию с верблюдом, кораблем пустыни, который гордо и смиренно плывет в струящихся барханах. Правда, так ходят не все.
Пляж Кудли находится в отдалении от Гокарны. Тем и хорош. На пляже нет наблюдателей из числа местного мужского населения, вожделеющего белых женщин. Обслуга же к голым телам уже привыкши, и никакого чрезмерного внимания, отвлекающего от созерцания внешнего и внутреннего ландшафта нет. В Гокарне впервые ощутилась жара. Так как она намного южнее Мумбая. И если в мегаполисе я все время удивлялась, а где же жара, то в Гокарне пришлось первые два дня пережить акклиматизацию. Воздух был более влажным, и после 12 часов становилось душно. Причем духота эта мною ощущалась именно вовремя движения. До Гокарны идти с пляжа минут 30 неспешным шагом. Этот путь показался мне очень длинным. Мы пришли в город, и сразу оказались на базаре. Через всю деревеньку пролегала одна длинная улица, вдоль которой располагались лавки и храмы. Мне нужно было купить местную одежду для занятий йогой. С собой по совету инструктора ничего не везла. И вторым вектором и главным был храм. Я очень не хотела покидать Мумбай. И потому, наверное, к Гокарне привыкала тяжело. Я винила это место в разлуке с тем. Солнце палило неимоверно, вода в бутылке нагрелась, бойкие торговцы просили за все в 10 раз больше стоимости, и не хотели уступать. Индийцы сразу видят неискушенного в торговле человека. Уступали всем. Мне же уступать не хотели. А я была недовольна тем, что нужно тратить время на торговлю, вместо того, чтобы тратить ее на более полезные вещи. Торговаться сил не было. Все плыло перед глазами. И как-то сразу я поняла, что мне нужно в храм, и тогда все встанет на свои места. Я просто села на ступеньках какого-то дома, и так сидела минут десять, не воспринимая ничего вокруг в частности, а воспринимая все в целом. Я погрузилась в пучину совершенно незнакомого мне поля, и оно было отличным от Мумбая. Послушав какое-то время поле, и примирившись с его отличием, я смогла встать и пойти дальше, чтобы завершить покупки. В разных лавках я купила на автомате, что под руку попало, и только потом обнаружила, что все это на мне хорошо смотрится. Возвращаясь на Кудли, я чуть было не схватила тепловой удар. Я не могу носить шляпы – мне в них жарко. Возвращалась в два часа дня в самую жару. Отдыхала, сидя в придорожной пыли, и это было лучшее, что можно было сделать в тот момент. Через два дня на третий наступило принятие жары. Да и не жара она вовсе. Я даже не сгорела, хотя не пользовалась никаким кремом. Просто днем становиться очень тепло и очень светло. Именно от светлоты нужно прятаться в тень. В светлоту даже в океане купаться сложно. Тепло пронизывает воду и входит в тело на глубине. Ты перенасыщаешься светом. Тело должно настроиться на то, чтобы аккумулировать избыток. Запросив хмурое утро, я решила опять выбраться в Гокарну, чтобы найти и посетить храм, в котором находиться один из самых известных шива-лингамов. Говорят, что это природный камень. Про него существует легенда, как он был отобран богом у демона, и врос в землю так, что поднять его уже нельзя. Вокруг него и соорудили храм. По поверью Шива родился в гокарне. Туристам показывают пещеру, в которой это произошло. В Гокарне родился или не в Гокарне, был или не был, что бы собою ни олицетворял, а в храм пойти надо. Как же я удивилась, когда оказалось, что в первый выход в город я сидела на пороге дома, от которого до храма рукой подать, а я не могла понять, где же он. Возле храма стоит огромная резная деревянная колесница, и я в первый день прошла мимо нее пять раз, и не поняла, где вход в храм. Раз в год на праздник ночи Шивы ее таскают по городу. Шива спит раз в году, и в эту ночь люди должны бодрствовать, а потом встречать его пробуждение. Это что-то аналогичное воскрешению Христа, или Адониса. Перед поездкой я все прочитала про этот храм, праздник. И мне хотелось увидеть все своими глазами. Но, выглядело все как-то иначе. Более буднично и менее торжественно. В этот день тоже был какой-то праздник, служение. Мы сняли обувь и вошли во внутренний двор. Я босиком ходить не могла: песок, камешки. Кругом ходила в носках - очень удобно. В глубину храма, к шива-лингаму нас не пустили. Иностранцам запрещено. Стоит смотритель с палкой, и не пускает. Хотя за деньги и по договоренности можно. Мы обошли вокруг здания по внутреннему двору, и оказалось, что с противоположной стороны от храма Шивы, находиться храм Парвати, в который нас не то, что не пустили, а даже настойчиво позвали. Вокруг сидели мальчики, старики, брамины и пели баджаны. Из европейцев нас было всего три женщины. Все остальные – индийцы. В храме Парвати под потолком висело множество колокольчиков, и после молитвы все входящие, звонили в этот колокольчик. И я звонила. Мой колокольчик издавал глубокий и красивый звук. Иные звучали тоже красиво, но не в той тональности. Я поняла, что выбрала свой колокольчик правильно. В храмах мой фотоаппарат отказывался фотографировать. А вот вне помещения – пожалуйста. Я сидела на скамеечке перед входом, смотрела, как молятся брамины, и со мной происходили разные вещи. Казалось, меня приподняли, выдохнули и вдохнули в меня несколько раз, потом в каждой чакре начали раскручиваться спирали, а потом сформировался общий кокон. Все происходило быстро. Даже очень быстро, как будто кто-то невидимый спешил успеть, пока не ушла. Мне казалось, что мы пробыли в храме 30 минут. А оказалось, что прошло 1,5 часа. Когда все закончилось, я поняла, что пора уходить. Выходя из храма, мы купили за 10 рупий прасад: сладкое пирожное размером с нашу «картошку», упакованное в полиэтиленовый пакетик. Ничего более вкусного я не ела. Этим пирожным с водой можно было наесться на целый день, такое оно было сладкое и масляное. Выйдя на улицу, я почувствовала себя так, будто родилась и жила здесь всю жизнь. Все стало ясно и понятно. Больше меня не возмущала необходимость торговаться даже за туалетную бумагу. Мне стали уступать при покупке любых товаров. За 15 минут ко мне подошло три русскоязычных человека с разными вопросами. Кто-то спрашивал дорогу на Кудли, кто-то искал жилье, кто-то интернет-кафе. Я ответила на все вопросы, и дала им нужные советы. Люди подумали, что я живу здесь давно. А это был лишь второй раз в городе. После храма я смогла душою оставить Мумбай и привязалась к этой местности. Больше проблем не было. Языковый барьер исчез внезапно. Я начала разговаривать цифрами и жестами. Если не понимали – писала. Все встало на свои места.
Самый главный мой страх перед поездкой был в том, что я не говорю по-английски. Понимаю, но не говорю. Словарный запас есть, а умения строить фразы нет. И поначалу мое общение строилось так: они мне говорят на английском, а я им отвечаю на русском. Через минуту вспоминаю, что русского они не понимают. Вот досада. Я почему-то никак не могла переключиться на английский. После Гокарны я поняла, что в Индию можно ехать, не зная ни одного слова по-английски. Главное в торговле – цифры. К концу поездки я уже рассказывала продавцу на пляже про своего сына, а он мне про свою семью. Удивило, что у них в семьях по многу детей: 4-5. Мы даже подумали, что они специально так говорят, чтобы мы их жалели, и платили больше. Это распространено сплошь и рядом. Индийцы бьют на жалость: мне кормить детей надо, у меня большая семья, денег мало, много работы и т.д. Но, когда понимают, что ты не богач какой-нибудь, а обычный человек, их маска слетает мгновенно. Они становятся более сговорчивыми. Хотя есть и такие приставучие, что целый день будут ходить за тобой по пляжу, и время от времени предлагать один и тот же товар, настаивая при этом на своей цене.
Гокарна – это город браминов. По утрам они одевают оранжевые или белые одежды, в зависимости от служения, видимо, и идут в храмы, коих в малюсенькой Гокарне, наверное, штук 15. Там они совершают свою службу, а потом отправляются в лавки торговать. Связь с богом и связь с торговлей поставлена у них одинаково хорошо. Все люди религиозны. Постоянно в разговорах упоминают о Шиве.
Вечером в праздник Крещения мы пели щедривки. И наше пение так понравилось официантам, что они подсели к нам, и начали петь свои песни, религиозные. Все они очень набожные люди, но это не мешает им дурить клиента. Официанты в кафе при отеле – приглашенная из Непала рабочая сила, рассказали нам, что когда у них нет работы, то на сезон приезжают сюда на заработки. Видимо, им платят меньше, чем индийцам. Предупредительные, сверх любезные, они могут обсчитать вас, если вы им не понравитесь. Чтобы этого не происходило, я всегда давала небольшие чаевые. И потом заметила, что они могут ставить цены на блюда, вообще не такие, как в прайсе, а, грубо говоря, от фонаря. Кто-то не помнит цен, кто-то не проверяет. После певческого вечера, на следующий день они посчитали мне в два раза меньше счета, сказав при этом, что я пою лучше всех. Вот такие ценители певческого искусства живут в Непале.
Времяпровождение на пляже обычное: океан, валяние на солнце и в тени пальм на территории отеля, посиделки в кафе. Блаженное ничегонеделание, и недеяние. Океан страшно соленый, аж горький. Океанская волна коварна и сильна. Нужно быть внимательным – это не море. Как-то я наблюдала картину: легкая длинная волна, на которой качается женская голова минут 30 на одном месте, недалеко от берега, метрах в 20-ти от меня. Выходя из воды на дрожащих ногах, женщина произнесла: вон, вон, страшные волны. И только потом я поняла, что она пол часа боролась с волнами, не имея возможности сдвинуться ни на метр. Ее все время утаскивало в океан. После того, как меня пару раз опрокинуло на ровном месте невысокой и слабой волнушкой, я поняла, что нужно бдеть, далеко не заплывать, и купаться только в штиль. А штиль был почти во все дни нашего отдыха.
Одно удовольствие есть на пляже, к которому привыкнуть нельзя: свежие фрукты, приносимые индийскими женщинами во всякий день. За 40 рупий вы получаете большой спелый ананас, который при вас еще и почистят, или большую ярко-красную папайю, которую лучше почистить самостоятельно. Одна напасть – индийские коровы. Они невелики в сравнении с нашими, но очень настырны. Поскольку питаются они подножным кормом, то ощущают себя вправе претендовать на ваши фрукты. Поэтому наслаждаться фруктами лучше сидя под укрытием в кафе. Иначе наглые коровы просто затопчут вас вместе с полотенцем. Они настоящие санитары пляжа и города. Если бы не коровки, то мусора было бы много. А так ими съедаются все очистки. Животные вполне миролюбивы, но не бояться ничего. Их же никто не гоняет, вот они и решили, что им все дозволено. Индусы коров чтят. По всему городу возле храмов для коровок поставлены каменные поилки. Тем не менее, однажды, когда на меня, унюхав папайю, стал наезжать какой-то резвый бычок, индус, который продавал мне бусы, так взгрел его палкой, что бедный быця отскочил метров на пять. Тогда я поняла, что индусы уважают коров до тех пор, пока они не мешают им делать свои дела.
Туристов в Гокарне немало, но не так, чтобы обилие людей раздражало. Много хиппи, трансвеститов, среди русскоязычных – йоги, поклонники адвайты и других восточных учений. Сидя в кафе, не раз слышала разговоры путешествующей братии: а мы в Индии 2 месяца, а мы уже три, а мы пол года. Уехать из Индии трудно. И если кто смог построить свой бизнес так, что он не требует вмешательства, те многие, живут в Индии подолгу, переезжая из города в город, из ашрама в ашрам.
Темнеет в Индии рано и резко. Если у нас летом видно до 22. То у них в семь тридцать уже сплошная темень. Как только солнце упадет в море, сгустки тьмы клоками накрывают землю. На ночной пляж без фонаря не выйдешь. Тысячи маленьких крабиков вылезают из норок, и шуршат под ногами. Впрочем, они убегают до того, как вы на них наступите. Отдыхающие нередко устраивают на ночном пляже посиделки у костра с барабанами, пением, и танцами.
Обратно ехали на джипах до станции Кумта. Ночная индийская глубинка сверкает и сияет, куда там план ГОЭЛРО! Нам такое и не снилось. У нас в селах электричество выключают в 12 ночи. А у них до утра горит. По приезде прочитала, что задача электрификации всей страны поставлена и выполнена при участии ее автора Индиры Ганди. Индира давно почила в бозе, а Индия светиться, в память о ней. У нас бы точно выключили для экономии. Проводник рассказал, что в Индии очень развит внутренний рынок. Нет такого товара, который бы не производился в индии для внутреннего рынка. Почти всем они себя обеспечивают сами. И вполне довольны. Дефицита нет.
На вокзале в Кумте в ожидании поезда люди спали просто на полу. Я им позавидовала: у нас так нельзя. Поезд опоздал на 40 минут. Погрузившись в вагон, мы обнаружили на наших местах других пассажиров. Правда им оставалось проехать всего 1,5 часа. В плацкартном вагоне 8 мест на клетку. Там, где у нас 2 полки, у них три. Потолок наежился вентиляторами. В шесть утра по вагону забегали продавцы кофе-чая, огурцов с соусами, пирожков. Оказалось, продавать в поезде, у индийцев выгодная и почитаемая профессия. Поддерживается государством. Вот только сьесть и выпить столько невозможно. Вообще, у них в любых заведениях порции рассчитаны на каких-то гигантов. Одну порцию чего бы то ни было можно делить на двоих-троих людей. В первый день я заказала салат, момо (типа вареники), и бутылку пива. Съела салат – и все. Половину момо скормила собакам. Пива оказалось в бутылке 600 грамм! Индийское пиво очень вкусное. Опять же бутылка рассчитана на двух человек. Если помнить, что порция любого блюда будет для вас велика, то можно кооперироваться, и устраивать себе более разнообразный стол.
Пока ехали вдоль Мумбая в поезде, насмотрелись разного из окошек. Люди живут повсюду. Из каких-то досок, ящиков, шифера строят себе конурку, и живут там на 6 метрах всей семьей из 4 человек. Рядом какой-то примус, рядом же огородик, коза привязана, кругом огромный мусорник - зона отчуждения вокруг железнодорожного полотна, все выкидывают из окон, а люди там в этой зоне живут. Варят еду, собирают урожай, доят козу, дышат смрадом помойки. При этом женщина убирается по хозяйству в красивом ярком сари, на ней куча украшений, дешевых, конечно, но украшений. Такое чувство, что где дала им возможность земля прирасти, там они и приросли, благодарные ей и за этот клок земли.
В аэропорту пришлось долго ждать посадки в кондиционируемом зале. Замерзли. Оделись в куртки. Мест для спанья нет. А на полу на пенках спать нам было стыдно. Хотя потом пришли какие-то местные люди, постелились, легли, и имели всех ввиду. Но, аэропорт – это уже будто и не Индия. Как-то уже не ощущается такой свободы. Перед входными дверями в разные секторы толпиться полно народу. По приезде я и не поняла, что они там делают. Думала, это ожидающие. В сознании отложился вопрос: а почему их в здание-то не пускают? На обратном пути поняла, что эти люди пришли поглазеть на улетающих, как на диво. Большинство индийцев никогда не сможет полететь на самолете. Это недоступное для них удовольствие, очень дорогое. Один пилот в отставке даже сделал аттракцион: полет на самолете. Люди приходят, покупают билет, проходят все формальности, заходят в самолет, устраиваются, а потом им делают виртуальную экскурсию с имитацией полета. Чудно! Индийцы приходят к аэропорту, как на праздник. Они смотрят, наблюдают, разговаривают о чем-то между собой, через стекло изучают недостижимую для них жизнь. И ты от всего этого начинаешь ощущать барьер между собой и ими. Они смотрят на тебя, как на инопланетянку. А ты с горечью осознаешь, что та твоя планета, о которой они мечтают, так далека от их планеты, о которой мечтаешь ты. И скоро-скоро, ты покинешь планету Индия, и вернешься неизвестно когда. Запах свободы в аэропорту улетучивается. Самолеты летают по расписанию. За упаковку багажа дерут сумасшедшие деньги. Залы кондиционируют, на холодной плитке пола не поспишь. Аэропорт – это уже запад. Восток закончился, осел, растворился в десятках провожающих глаз.
|
