В последнюю неделю декабря из Москвы в этот штат на юге Индии прибывает ежедневно по восемь рейсов. Гоа — в сознании всякого европейца, россиянина или израильтянина, составившего свое впечатление из рассказов «знающих людей», это место представляется некоей беспредельной музыкально-наркотической вольницей, последним бастионом культуры и традиций движения хиппи, островом утерянной Свободы, неким тропическим подобием датской Христиании или испанской Ибицы
Антон Носик
Отчасти такое представление справедливо: в самом деле десятки тысяч людей со всех концов земли ежегодно отправляются в Гоа, чтобы провести там пару-тройку недель в обстановке угарного рейва, наркотического расслабления и полнейшей вседозволенности, а то и вовсе поселиться в хижине под пальмами, отвергнув соблазны родной западной цивилизации.
Гоа для буржуазии...
Однако же стоит понимать, что все подобные стереотипы в отношении Гоа сформировались в конце семидесятых годов минувшего столетия, а за прошедшую с тех пор четверть века индийские реалии поменялись ничуть не меньше российских. Сегодня на каждого продолжателя светлых хипповых традиций, сходящего по трапу «Боинга» в аэропорту Даболим, чтобы вдохнуть воздух cвободы, на каждого московского дауншифтера и на каждого молодого израильского бунтаря, изменившего в индийских тропиках идеалам сионизма, приходится добрая дюжина любителей кондового пляжного отдыха по формуле «всё включено» — в духе таких международных курортов, как турецкая Анталья, тайская Паттайя или египетский Шарм-эль-Шейх. Кондиционированные автобусы прямиком из аэропорта, мимо рейвов и хипповских хижин, доставят жаждущую пляжных радостей буржуазию в «Рэдиссон», или «Хилтон», или «Кемпински», или какой другой отель. Две недели спустя отдохнувший средний класс (московский, берлинский или манчестерский) погрузится на обратный рейс, ни разу не задумавшись о нравах и особенностях места, где ему в нынешнем сезоне довелось загорать.
Штат Гоа имеет все предпосылки для развития классических форм пляжного туризма. На территорию в три Москвы приходится 102 километра превосходной прибрежной полосы, покрытой нежнейшим шелковистым песком. Присущий Индии бич перенаселенности Гоа не затронул — местных жителей там насчитывается всего лишь 1,4 млн человек (при том что население соседних штатов Махараштра и Карнатака составляет 97 и 53 млн соответственно). Уровень доходов местного населения достаточно высок (по историческим причинам, связанным с веками португальского владычества): нищие и калеки, преследующие иностранца на улицах Бомбея, Калькутты и Дели, в Гоа вам нигде не встретятся. Криминал в заметных туристу формах тоже отсутствует. Зато прекрасно развито транспортное сообщение: в аэропорту Даболим ежедневно приземляются десятки рейсов чартерных авиакомпаний из Европы и Азии, а из городов, откуда самолеты в Гоа по какой-либо причине не летают, можно легко добраться туда через Бомбей, расположенный в 600 километрах от северных границ штата.
...и для хиппи
По всем этим причинам курорты Южного Гоа чем дальше, тем прочней станут утверждаться в мировых рейтингах обычного пляжного отдыха. Однако же северная часть штата, как прежде, останется Меккой для рейверов, дауншифтеров, беглецов из общества потребления. Если, конечно же, местные власти не решат однажды положить этой традиции конец (о чем и в местной прессе, и в законодательном собрании штата Гоа давно ведутся оживленные дискуссии).
Освоение северной части Гоа европейцами началось в 1970-х годах — вскоре после того, как индийские войска положили конец возникшей здесь в XVI веке португальской колонии. Тогда в деревнях Анджуна и Вагатор начали селиться американские, канадские и европейские хиппи. Они добирались в Гоа наземным путем — из Бомбея, Дели и непальской столицы Катманду, еще раньше утвердившейся в статусе азиатского плацдарма «детей цветов». В индийских деревнях на берегу Аравийского моря хиппи снимали у местных жителей дома за доллар в день и проводили «сезон» (длящийся тут с октября по июнь) в простых радостях, вполне исчерпанных формулой «секс, наркотики, рок-н-ролл». Чтобы заработать тот самый доллар в день, хиппи учредили в пальмовой роще Анджуны блошиный рынок, где продавали друг другу вещи из личного багажа. Барахолка в Анджуне действует по сей день, она работает каждую среду, только торгуют там теперь в основном местные жители, а покупают у них туристы.
«Дети цветов»
Бывшая хипповая барахолка превратилась в рынок, где местные продают сувениры туристам
Интересный рассказ о том, как была устроена жизнь в хипповской общине Анджуны, можно найти в книге воспоминаний американского антрополога Клео Одзер «Goa Freaks».
Выросшая в богатой еврейской семье на Манхэттене, Одзер порвала и с семьей, и с Америкой во времена вьетнамской войны. Сперва она отправилась в Европу и работала там фотомоделью, а в середине 1970-х поселилась в хипповской коммуне в Анджуне, среди тех самых фриков, которые впоследствии стали героями ее книги. По свидетельству Одзер, основным источником доходов гоанских хиппи служила все же не выручка от продажи личных вещей на барахолке, а доставка в США и Канаду азиатских наркотиков, преимущественно из Таиланда. Хиппи, имевшие собственные средства, покупали партию за 2 тысячи долларов в Бангкоке и сбывали ее за 22 тысячи в Канаде. Их более стесненные в средствах товарищи работали курьерами: за один успешный рейс с чужим грузом можно было выручить от 8 до 10 тысяч долларов. Хотя заработком «дети цветов» распоряжались со свойственной им непрактичностью (на обратном пути в Азию останавливаясь в самых дорогих отелях), выручки хватало им на то, чтобы безбедно существовать остаток года на гоанском побережье, где в те годы можно было нанять местную прислугу за 22 доллара в месяц, на семь дней в неделю.
Одзер провела в Анджуне шесть лет. Это было время заката хипповской коммуны: на Западе движение стало сходить на нет, так что новых участников в тусовке появлялось все меньше, а старые активно разрушали свое здоровье наркотиками и, если не умирали от передозировки, рано или поздно отправлялись в различные азиатские тюрьмы, попавшись на контрабанде. Хотя индийские законы по этому поводу мягче тайских, воспоминания об ужасах тюрьмы в старинном португальском форте Агвада мало отличаются от описанного в «Полуночном экспрессе». Основная разница состоит в том, что из Агвады за все время ее существования никому не удалось бежать... Осознав эти печальные перспективы, Клео Одзер в начале 1980-х покинула райские берега Анджуны, вернулась в США, окончила университет и теперь работает в службе по реабилитации наркоманов. Копию своих мемуаров она прислала в каждую публичную библиотеку штата Гоа в назидание новым поколениям искателей земного рая.
Гоа-транс
Поколения, впрочем, остались к ее назиданиям глухи. В 1980-е годы, когда от нескольких тысяч хиппи, населявших север штата, осталась лишь сотня-другая самых стойких и идейных противников западной цивилизации, побережье сделалось местом паломничества рейверов, поклонников электронной музыки. К началу 1990-х сформировался даже целый музыкальный стиль, получивший название «гоа-транс». Любители этой музыки (одним из предвестников которой называют Клауса Шульце) не селились в Северном Гоа и не основывали там никаких коммун, однако же во множестве туда съезжались на свои рейвы и фестивали. Мероприятия эти поныне устраиваются под открытым небом, на берегу моря или в тропическом лесу. Выбирается большая поляна, на которой устанавливается звуковая аппаратура, и на протяжении нескольких десятков часов диджеи сменяют друг друга за пультом, оглушая тысячи собравшихся слушателей ударной психоделикой, под которую те упоенно танцуют. Вход на подобные тусовки стоит по гоанским меркам недешево, однако же рейверов, прибывших на гоа-транс-пати за тысячи километров от дома, цена вопроса вряд ли когданибудь остановит.
Отношение местных жителей и властей к транс-вечеринкам, мягко говоря, напряженное. Не только потому, что на рейвах свободно продаются наркотики, но и потому, что начинаются эти праздники, как правило, глубокой ночью и грохот ударных установок, работающих с частотой 130 —150 ударов в минуту, разносится на много километров вокруг. Поэтому начало каждой вечеринки сопровождается прибытием местной полиции с предписанием закрыть мероприятие и арестовать аппаратуру. Взятки, позволяющие избежать этой неприятности, заложены и в бюджет любого рейва, и в семейный бюджет любого офицера гоанской полиции... Русские идут Русский туризм в штате Гоа начался с осторожных вылазок московских диджеев и поклонников электронной музыки в самом конце 1990-х, однако музыкальная тема у российских гостей довольно быстро отошла на второй план. По мере того как слухи о райском уголке на Малабарском побережье Индии распространились в московской тусовке, желание туда отправиться одновременно возникло у самых разных слоев русской публики, от студенчества до олигархии. Туроператоры и перевозчики не заставили себя долго упрашивать, и к 2004 году между аэропортами Домодедово и Даболим установилось регулярное воздушное сообщение. В прошлом году штат Гоа посетили 50 тысяч россиян, и не удивлюсь, если в нынешнем сезоне это число удвоится.
Русские предприниматели через подставные индийские фирмы скупают в Северном Гоа недвижимость, открывают рестораны, магазины, гостиницы и центры восточной медицины. В «русской столице» штата — деревне Морджим подорожание всех видов туристических услуг уверенно опережает рост мировых цен на нефть. Индийские газеты пестрят страшилками о «русской мафии», будто бы подмявшей под себя местный наркобизнес, недвижимость и проституцию — фактов по этому поводу ни в одной статье не содержится, а вся война компроматов в местной прессе является всего лишь отражением борьбы между индийскими группировками за право крышевать северных гостей. Но русские завсегдатаи Гоа с удовольствием пересказывают друг другу эти страшилки под шелест пальм на песчаном берегу Аравийского моря.
www.newtimes.ru
