Moony › Пост Апокалипсиса или Блокнот, найденный на пляже на следующий день после конца света

РОБОТ В РАЮ

Я много курю и читаю книги. Мне кажется, что моя жизнь стала историей, которую мне доверили наговорить на диктофон. Фоном пустили цик цикад, плеск волн и смех геккона. Всю работу по обслуживанию инфопотоков за меня выполняет мой робот. У меня куча свободного времени и в промежутках между записями я придумываю себе занятия. У робота работы тоже не много, поэтому он часто слоняется без дела, так что мне приходится придумывать занятия и для него. Как-то утром я проснулся с мыслью: почему бы не занять робота цветоводством. Я поручил ему выращивать цветок. В этом раю и так много цветов, но я захотел, чтобы он вырастил настоящий лотос. Не лилию, какие обычно растут здесь в прудах. Он выкопал неглубокий пруд, наполнил его илом из озера и посадил в него семя. Когда лотос вырос и окреп, мой робот забрался в самую его сердцевину и стал дожидаться меня. Я дочитал до конца одну книгу, которую давно хотел прочитать и закурил новую сигару. Нужно записать новую историю. Я много курю и читаю книги. Я думаю об этом и о роботе, который сейчас ждет меня в цветке лотоса.

ТОРГОВЕЦ ВОПЛОЩЕНИЯМИ

У него в руках был чемоданчик из кожи ящерицы. Он открывал его перед покупателем, и за несколько миллионов тот становился обладателем нового воплощения. Можно было стать башней с часами, млечным путем, взлетной полосой аэродрома, пиалой горячего чая, минутой затаенного ожидания, зеленым светом. Надо сказать, что в то время микронезийские рупии почти ничего не стоили. Так я стал облаком.

БЛУЖДАЮЩИЙ НЕЙРОН

На фасаде института красовалась надпись: «Время – мозг». За годы работы я так до конца и не понял, что это значило. Молодые работники не догадывались, что интересы института простарались гораздо глубже, чем обычное медицинское изучение функций мозга. Чем дальше я продвигался в работе, тем очевиднее становилось, что в центре внимания находились семантические связи, возникающие в сознании человека.

Хотя об истинной цели большинство ученых в институте не подозревали, у всех было четкое представление о своих задачах в этой работе. Иерархии никакой и не было. Была степень осведомленности. Я выполнил свои задачи до конца, и мне не осталось ничего другого, кроме как уйти.

Здание института находилось в пустынной местности, окруженное дюнами. Это даже было не здание, а несколько жилых и рабочих модулей, соединенных переходами и хитросплетением коммуникаций. Некоторые из модулей были уже нерабочими – их занесло песком. Сеть модулей простиралась далеко за пределы известного плана здания. Многие из них были покинуты так давно, что о них никто и не вспоминал. Но большинство еще работали, институт жил.

Я долго бродил по дюнам, пока не вышел на другую сторону, к морю. Там я выкопал из песка давно покинутый модуль – он стал моим домом. Со временем я стал замечать, что у меня есть соседи. Но они уважали право на одиночество и старались не тревожить друг друга без крайней необходимости. В этом доме я провел много лет, ни в чем и ни в ком не нуждаясь. И только недавно окончательно понял, что означала вывеска на фасаде института.

НАЧАЛЬНИК СКЕЛЕТОВ

Я стал снимать жилье поближе к кладбищу, потому что так дешевле. С каждый годом все ближе и ближе к его ограде. По ночам в окрестных супермаркетах действуют скидки, поэтому я стал ходить за продуктами около полуночи. Кратчайшая дорога вела через кладбище. Не сказать, что я боялся мертвецов, но было как-то не по себе. Не всем нравится, когда твоего плеча касается костлявая рука. Потом уже стали узнавать друг друга, страх прошел. Они жались ко мне в кругу лунного света, касались моего левого плеча, на котором татуировка тибетского черепа. «Тибетский череп,» — объяснял я и шел дальше. «Тибетский череп, тибетский череп...» — раздавалось мне вслед. Так понемногу они привыкали ко мне, а я к ним. Иногда я даже подкармливал их своей плотью. Она все еще свисала тут и там. Однажды мы разговорились с одним из мертвецов, и он предложил мне стать начальником скелетов. «Зачем вам начальник?» — спросил я. «Ты не фастфуд», — услышал я в ответ.

ДАША

Мы прожили на острове мертвых довольно долго. У нас был просторный деревянный дом на берегу озера под манговым деревом. Cтоял сезон дождей, и земля рядом с домом размокла. Однажды вечером, когда накрапывал дождь, ты сказала, мне кажется, я землеройка. И еще так смешно подергала носиком. Я посмеялся над тобой, а ты вышла на улицу, якобы подышать свежим воздухом, а сама принялась раскапывать землю руками. Постепенно ты закопалась в землю целиком. Потом я услышал причмокивание и твои приглушенные слова, знаешь, тут классно.

КАРТА УМА

Однажды я решил нарисовать карту ума. Сначала нарисовал линию, потом ответвление, еще одно ответвление — другим цветом — и еще одно. Ответвлений становилось все больше. Линии накладывались друг на друга, добавилось еще одно измерение, потом время. Линии стали сами закручиваться в тугие узлы, которые невозможно было распутать. А если удавалось распутать, на их месте возникали все новые и новые — они толстыми жгутами хитросплетений уходили в бесконечность. Я долго бродил по линиям и узлам, искал место, где бы можно было позабыть о сложности. Так я вышел к этому домику на берегу озера под манговым деревом, где только я и ты, и еще несколько кошек.

КОЛЯ

Ты лучше всех умел делать мотоциклы из пластилина. Я читал много книжек. Еще ты хорошо умел притворяться мертвым. Помню ты лежал на деревянном полу нашего деревенского дома, а я не мог растормошить тебя, так что испугался и побежал звать бабушку. Потом мы потеряли друг друга. Мне сказали что ты утонул на теплоходе. Но клянусь, я видел тебя на велосипеде около моего дома в Каунасе. Спустя много лет, когда я путешествовал по Ваханскому коридору, я снова увидел тебя — ты стоял на другой, афганской стороне реки Пяндж, в одежде горца и махал мне рукой. Я долго смотрел на твои русые кудри через объектив фотоаппарата. Потом я видел тебя мельком в разных странах. Недавно я взял твое имя.

ФРЕНДЫ

Я всегда хожу голый. Мои френды тоже почти ничего не носят. Френдами у нас называют членов одной группы из 4-х практиков. Там, где мы живем, не бывает холодно, все пронизывает золотистый свет, иногда идет снег, но он пока не оформился как снег, поэтому его хлопья теплые и синие. Сейчас мы практикуем создание миров. Я самый несерьезный ученик, поэтому мой мир глупый и несуразный. Я назвал его Лицевая Книга. В этом мире я живу на пляже и отчитываюсь о том, что происходит вокруг. Мои френды тоже присутствуют здесь. Один из них — известный сказочник с бородой, двое других никому не известны. При встрече эти двое рассказывают мне последние новости и показывают смешные фотографии, в основном с забавными животными. На пляже довольно жарко, можно ходить голым, как у нас. Но в этом глупом мире так не принято. Сегодня я попросил у сказочника 20 рупий, чтобы купить тряпку и прикрыть наготу. Надо не забыть поставить ему лайк.

ПИСАТЕЛЬ

Я прихожу в китайскую столовую в 3 часа пополудни каждый день, сажусь за стол, разносчица напитков без слов ставит передо мной жестяной чайник с зеленым чаем и пластмассовый тазик с двумя кружками в горячей воде. Я вынимаю тетрадь и начинаю писать. Потом достаю сигарету, закуриваю и сквозь щелочки узких глаз внимательно наблюдаю. Потом снова пишу, потом снова украдкой смотрю на людей. У меня невозмутимый вид. Что бы ни происходило, я пишу. Что бы ни случилось, этот столик у китайского алтаря всегда за мной. Иногда ко мне подходят знакомые люди, улыбаются мне, я щурюсь в ответ, обнажая гнилые зубы. Я показываю им написанное — улыбка их становится неуверенной, потом вовсе пропадает. Глянув на мои неустойчивые буквы в пол-страницы, они разводят руками и быстро уходят. ПОЧЕМУ ДВЕ КРУЖКИ?

FLY

Хард лежал на пыльной полке шкафа, под самым потолком. В то время я жил на уединенном пляже, снимал бунгало — недорого, но со шкафом. Шел шестой месяц моего пребывания здесь. По вечерам я маялся от жары и тишины. У меня почти не было развлекушек, никаких книг, фильмов, плеера — только старый еле-живой компьютер. Я очень обрадовался харду, подключил его к компу и стал просматривать папки.

Сначала FILMS. Подборка фильмов была специфическая — все о полетах, летчиках, самолетах, птицах, каких-то белках-летягах. Названия фильмов были изменены на описания, но я нашел «Авиатор» (подписан: «Тяга к полетам»), «Небо. Самолет. Девушка» («Женщина и полеты»), «Экипаж» («Экстремальная ситуация»).

В папке MUSIC были собраны группы, не имеющие прямого отношения к полетам. Скорее всего, составителю подборки понравились названия: Aerosmith, Jefferson Airplane, Tequilla Jazz (почему?) и др.

В BOOKS была только одна книга — «Самолет по имени Сережа» (подписано: «Дети летают»).

Я уже привык к тому, что в моей жизни нужные вещи возникают сами собой. Но это было уже слишком. Дело в том, что все эти месяцы на пляже я занимался только тем, что учился летать. Без искусственных крыльев, парашютов, спецкостюмов и прочих прибамбасов — только с помощью рук и ног. Шел в дальний угол пляжа, где меня никто не видел, разбегался по мокрому песку, отталкивался и, набрав полную грудь воздуха, пытался опереться на воздух и взлететь. Иногда я использовал дюны и песчаные обрывы как трамплин.

Лучше всего за это время я научился падать — почти без боли и серьезных последствий. Каждую неделю я пролетал на пару сантиметров дальше, но это нельзя было назвать полетом. Я никак не мог преодолеть грань, которая отделяет падение от парения.

На диске оказалась еще одна папка SOFT. Я долго не заглядывал туда. Компьютерные программы меня не интересовали. Я давно мечтал избавиться от подсадки на гаджеты — они отвлекали меня от полетов. Но в один из долгих тропических вечеров, когда все фильмы уже были просмотрены, я открыл эту папку. Она не была связана с полетами. В ней были программы для восстановления данных. С помощью таких прог можно вернуть удаленные на диске файлы и папки. Недолго думая, я запустил одну. Программа долго сканировала диск и под конец восстановила одну-единственную папку FLY. Внутри был видео-ролик.

Человек шел по пляжу, держа навесу видео-камеру, без комментариев. Самого оператора не было видно. Через пару минут камера задрожала, песок стал надвигаться быстрее и быстрее. Человек побежал, понял я. Сильный толчок, и пляж стал уходить вниз. Камера летела над водой. В кадр попала ладонь, потом камера развернулась на 180 градусов и на экране появилось улыбающееся лицо и тело летящего по воздуху человека. Он летел без каких-либо спец. средств, без искусственных крыльев, парашютов, пропеллеров. За все время записи человек так и не произнес ни слова, потом ролик оборвался.

В шоке от увиденного, я машинально посмотрел в окно. На фоне закатного неба, над пляжем и дальше — над морем, до самого горизонта — парили люди. Одни выше, другие ниже, кто-то описывал круги над моим домиком. Я выбежал на пляж, легко оттолкнулся и полетел.