Маленькая, сухонькая, очень живая, воспитанная и образованная старушка суетится около кипящего чайника, чистит мандарины и ломает их на дольки, как будто совершенно необходимо предложить нам, пришедшим исключительно по делу, мандарины. Потом усаживает нас за стол и, несмотря на наши протесты, меняет скатерть, подстилает нарядное полотенце, нарезает сыр, разливает кофе. Ни слова о деле. Ни слова.
Молчим и мы, ведь пока она - дирижер. Она дирижирует, пока у нее есть мы...
Но стол накрыт, гости рассажены, своебразное вступление кончено (ах, как жаль, как жаль) и мы подходим к главному - речь пойдет о ее сыне, очень взрослом любимом, непутевом сыне, которого сейчас среди нас нет. Все это касается его, только его, но он измыслил причину, которая освободила его от присутствия. Освободила, но не скрыла ничего, потому что говоря привычным мне языком, "показания свидетелей существенно расходятся".
Этот мужчина, которого я никогда не видела, завяз в крупных неприятностях. Потому что "так сложилось", потому что непутевый и ...наверное, безотстветственный. Или он не понимает чего-то, не улавливает? Но даже будучи по самые уши в болоте, он не стремиться вылезти своимии усилиями, надеясь на "авось" и делая все по-своему, то есть самым провальным образом.
А маленькая старая мама слушает нас очень внимательно, пытаясь понять, что делать дальше ее сыну. Как быть, ну как быть? И потом, волнуясь, чуть повышая голос, начинает долго-долго оправдывать его, подсовывая все новые и новые обстоятельства. Мама, мама, нам нечем Вас утешить...
Ей нельзя волноваться, у нее - сердце, горы таблеток на столе - обычные атрибуты комнаты, где живут старенькие пенсионеры. и телефон, накрытый ажурной салфеткой, и очень красивые фотографии за стеклом шкафа, и цветы... и сама она, говорящая на двух языках и немного гордящаяся этим, с огромным багажом воспоминаний и очень любящая своего сына, настолько, что, даже понимая, что ей говорят правильные вещи про него, что большие неприятности случились по его собственной вине, что...все равно яростно защищающая сына любыми аргументами. и платящая по его счетам, потому что иначе не может.
И пока я сижу там, только изредка вставляя свое слово, потому что, по большому счету, я вижу все это случайно, в голове несутся мысли: КАК эта женщина может не видеть, не понмиать или не хотеть понимать, чт оее сын - очень взрослый мужчина, самостоятельная и отдельная личность, который уже очень давно должен отвечать за свою жизнь и просто обязан САМ оплачивать свои счета, тем более - такие дорогие! и она должна как-то отделиться... Не бросить, не оставить, не предать, а что-то понять о нем.
Слишком много - хотеть этого от матери? Но наверное еще больше - хотеть настоящей ответственности от этого сына...
Разговор утих, мы поблагодарили за вкусный кофе, сочные мандарины и нежный сыр, встали, начали прощаться.
Все-все старушка понимает, но любит и надеется. И будет выручать. Здесь нет отношений личность - личность, но было, есть и будет: мать -сын. Такие особенные отношения, при которых можно простить практически все. Но многого не видеть!
С сыном мы еще встретимся...
С матерью, наверное, тоже - она пригласила на кофе. Просто так. Без дела.