|
Парвати - дочь Гималаев
Утро нового дня встречает солнцем, привычным лаем собак и криками детей, раздающимися внизу, из школы. В состоянии разжиженного мозга собираем вещи, чтобы не тратить время, идём наверх завтракать. Хозяюшка начинает нам рассказывать как много всего интересного в Наггаре, ага, ещё бы, ведь в 3-х этажном отеле у неё одна семья индийская остаётся, все остальные уезжают, ей охота нас задержать. Но у нас другие планы. Мы идём на остановку, нам нужно с пересадками добраться до темноты до Маникарана. Тут на остановку приваливает Ашок, накануне уверявший нас, что поедет домой ранним утром, а сейчас утро далеко не раннее. Мы садимся все вместе в автобус, едем до Бхунтара, Ашок говорит, что там нас пересадит на другой автобус, а сам поедет домой. У Ашока ужасный английский, я его практически не понимаю, и меньше всего хочу, чтобы он увязался с нами. Мы впихиваемся в автобус, и, о чудо, даже на сидячие места. И начинается болтанка по серпантину. Мой завтрак нещадно просится наружу, я вспоминаю о своих супертаблетках, в этой болтанке с трудом выпиваю их, и постепенно впадаю в полубредовое-полусонное состояние. Автобус вихляет так, что даже от смотрения в окно кружится голова. Закрываю глаза. Всё плывёт. Народу становится всё больше и больше. Тут Наташка здоровается с каким-то мужиком: «Какая неожиданная встреча!» Я своим таблеточным мозгом не могу понять, кто это, почему-то думаю, что это её какой-то знакомый с Гоа, удивляюсь этой встрече в битком набитом химачальском локал басе, но Наташка говорит, что это тот дедушка, встреченный нами в Наггаре на вершине горы, который спрашивал, где Россия, и которому она подарила 100 рублей русских денег. А дедушка просто побрился, и стал не дедушкой, а мужчиной лет 50-ти. Вот моя нулевая память на лица.
Автобус тормозит на какой-то станции, прошу Ашока найти мне туалет, просто потому что в этой миллионной куче автобусов я просто не смогу найти свой, если уйду одна, да ещё и это не безопасно – разгуливать одной белой в сутолоке автовокзала индийской глуши, а Наташка остаётся караулить вещи и тормозить автобус, если что, стоянка очень короткая. Ашок отводит меня в туалет и ждёт на улице. Я выхожу из туалета, ни одной белой обезьяны, мою руки, и тут какой-то мужик подходит, я ещё думаю, он что слепой – для леди же написано (на хинди правда, но вряд ли бы Ашок по приколу отправил меня в мужской туалет, да и я видела женщину там, правда это может быть и общий туалет), но мой мозг затуманен авомином против укачивания, соображаю с трудом, очень хочется спать (побочка от таблеток), и тут дядька хвать меня за локоток и в направлении кабинки. Я резко вырываюсь, не успев испугаться, поливаю его русско-английскими ругательствами, выбегаю. Ору на Ашока: «Какого растакого мать твою перемать, ты со мной зачем пошёл – охранять меня, так и охраняй!!!» А этот идиот стоит курит . Я говорю: «Пошли быстрее, автобус сейчас уедет!», а он: «Подожди, я докурю», в итоге наш кондуктор, дай бог ему здоровья, прибежал специально за нами, орёт, что мы уезжаем. Бежим к автобусу. Наташка говорит, что мы офигели. Ашок извиняется, меряю его уничижительным взглядом. Сажусь, погружаясь в липкое забытье.
Бхунтар. Мы выходим. Ашок ведёт нас пить чай. В дхабе тётка ни бельмеса по-аглицки. «Эк чай» (один чай), - прошу я для Наташки. Эта идиотка не понимает. «Ты что не знаешь хинди? Тогда что ты делаешь в нашей Индии?», - говорю я ей по-английски, но она же не понимает... Ашок снова крутит джоинт, нет, он меня достал!!! Тоже говорит тётке: «Анти, до чай» (два чая), - она понимает. Видимо ошалела от белой, которая говорит на хинди. Приносит чай. Я не могу общаться с Ашоком, потому что всё время напрягаюсь, каждую фразу по 10 раз переспрашиваю, Наташка не понимает, почему я напрягаюсь – да невозможно же так общаться! Меня разболатло в автобусе по самое не могу. Единственное, что я хочу – это лечь, и чтобы перестало штормить. Они там как-то сами разбираются, Ашок пишет свой адрес и телефон, я понимаю, что если он не объяснит, как добраться – мы не приедем к нему в деревню. Прошу его объяснить, а он говорит: «Как приедете, позвоните мне, я вам объясню.» Да как ты объяснишь по телефону, если мы и так друг друга ни фига не понимаем??? Ну и ладно, мне его общество поперёк горла уже. Наташка считает его милым, она просто не понимает всю ту пургу, которую он несёт на своём хинглише. Наконец Ашок впихивает нас в под горлышко забитый автобус. Я прошу кондуктора сказать нам, когда будет Маникаран, спрашиваю его – Маникаран конечная станция или нет, он что-то непонятное произносит. Я полагаю, что Маникаран я должна узнать, так как видела много его фоток. Какие-то женщины берут часть наших сумок. Кондуктор ходит туда- сюда, продираясь сквозь наши баулы и кучу людей. Кондукторы в индийских автобусах – отдельная песня. Они с водителем общаются при помощи свиста: если кто-то выходит – они свистят, если трогаемся – свист, если надо сдать назад – короткий прерывистый свист. Свистят и сами, и с помощью свистков (видимо, когда устанут свистеть просто так), поэтому бешеная скорость сопровождается нескончаемым оглушительным свистом.
То ли дорога стала менее крутая, то ли таблетка подействовала, но мне стало лучше. Смотрю в окно: вот это виды – местность изменилась: вместо лесистых гор вижу почти скалы с небольшой растительность, бурно шумящие горные речки с подвесными деревянными мостами, из окна не видно вершин, настолько горы высокие. И тут я чувствую (или после некоторых событий меня вновь параноит?), что какой-то парень ко мне весьма недвусмысленно прижимается. Наташка говорит, что меня параноит. А вот и нет, ведь с одного бока парень, и он просто придавлен ко мне толпой, и сзади парень тоже просто вжат в меня, а вот с этого бока... Начинаю поворачиваться насколько возможно – не помогает. Бляяяяяяяя! Фак фак фак! Чёртовы извращенцы. На фоне табуированного секса абсолютно у всех индийцев мужского пола едет крыша, причём едет серьёзно. Наташка продолжает говорить, что мне кажется. Да как же мне кажется, если я чувствую. Наконец-то мне удаётся развернуться, я смотрю на этого парня так, что ещё одно мгновение его ко мне прижатия, и я размозжу ему череп, я просто такой хай подниму на весь автобус, что его вышвырнут из него как сраного кота. Он тут же перестают ко мне прижиматься, и теперь я понимаю, что он именно впечатан в меня толпой, что ничего мне не казалось. Радостно сообщаю Наташке, что ничего я не паранойю, вот сейчас всё ок стало. Может быть, потому ко мне все пристают, что я всё время этого опасаюсь и подсознательно жду? К Наташке вон никто не пристаёт. Но блин, один раз прочувствовав на себе, каково быть белой женщиной в Индии, в стране, где секс возможен только после брака, а многие мужчины из-за бедности не могут позволить себе жениться, увидев этот безумный блеск в глазах, этот животный инстинкт, когда тебя как вещь делят, когда мужики решают меж собой, кому же ты всё-таки принадлежишь, понимаешь, что это не шутки и не сказочки, а самая что ни на есть суровая реальность! Страшно, когда тебя делят, и велят заткнуться, потому что мужчины разговаривают. Когда ты для них – всего лишь белое мясо, ты никто, ты хуже неприкасаемого, ведь у неприкосаемого есть хоть самая и низшая, но каста, а у иностранки нет никакой касты вообще – она не человек. Она – нет, даже не товар, она ниже этого. А если кто-то за белое мясо, унижаясь, стоит на коленях, предлагает доллары, рупии, физической силой пытается отстоять - это очень страшно. Это 21й век. Это Индия, детка. Я сейчас вспоминаю...странно, я молилась Шиве, не какому-то абстрактному Богу, а именно Шиве, просила его защитить меня, меня и двух ребят, пытающихся меня спасти. Это было давно, не со мной, не в этой реальности. С тех пор меня параноит. Я проломлю череп любому, кто посмеет ко мне прикоснуться вопреки моей воле. Поэтому я всё время доношу до Наташи мысль, что если она просто смотрит на кого-то, а тем более улыбается – это всё, это, по их мнению, значит, что она их хочет, и что я со своими габаритами просто физически не смогу её защитить. Но, по-моему, это бесполезно. Они тут все сдвинутые без женщин.
Освобождается место, я сажусь, потом и Наталья садится. Смотрим на прекрасную долину Парвати с её крутыми отвесными горами, уходящими в небо. Постепенно моя таблетка погружает меня в сон, периодически силой воли продираю глаза. Говорю Наташке, чтобы следила Маникаран, меня вырубает, и падаю на дно болезненного таблеточного сна. Ну хоть не тошнит, и на том спасибо.
Открываю глаза, вижу деревню, похожую по картинкам на Касол, а от Касола где-то 1,5 часа до Маникарана (что на практике оказалось 20-ю минутами) по моим абстрактным данным, с радостью закрываю глаза, открываю снова и вижу его – Маникаран – точно такой как на фотографиях. Тогда, около 2-х лет назад, я увидела Маникаран на фото, я очень захотела туда попасть. И вот я тут – это такое странное ощущение, будто ожившая мечта, будто я много-много раз была тут и снова вернулась. Это оказалась конечная станция. Снова таблеточными мозгами надо обдумать: что, куда, и зачем. По совету одного человека селиться следовало в гест у реки, чтобы бурная и шумная речка Парвати заглушала все индусячьи звуки, чтобы можно было спать по утрам. Речку мы проезжали на автобусе, но в городок ведут 2 моста: один прямо от бас стэнда, другой от храма с множеством разноцветных флажков, трепещущих на ветру. Поскольку у нас обеих с ориентацией на местности проблемы, решаем не идти непонятым путём, а возвращаться к мосту. Тащимся с тяжёлыми рюкзаками кое-как, как дуры не можем найти вход на мост, но нам показывают, что нужно спуститься по каким-то заросшим ступенькам, пройти что-то типа полуподземного паркинга и будет мост. Проходим. С открытыми ртами взираем на прекрасную гурудвару (сикхский храм), шум от реки такой, что даже если кричать – и то плохо слышим друг друга. Подходим к гурудваре: 2 стрелочки – налево пойдёшь – покой обретёшь, направо пойдёшь – себя потеряешь (шутка!) Стрелка к горячим источникам-баням и стрелка вход в гурудвару. Стою в недоумении: а где же выход в город? Милейшие сикхи спрашивают:
- Леди вонтс гурудвара?
- Hоу грурудвара, I need the way to the town, in any guesthouse.
- Go this waу, - показывают на стрелку «вход в гурудвару».
Ну и ладно, ну и гоу. И действительно, проходим внизу, где парно, жарко, разделение на женскую и мужскую купальни, поднимаемся, вмиг вспотевшие от пара и жара, и оказываемся на улице, точнее в центре базара. Идём в ближайший гест – 150 рупий нумера, горячая вода по требованию. Менеджер втирает мне: «Ты спускаешься вниз, просишь меня или любого, кого найдёшь – через 10 минут горячая вода в руме, включим, как захочешь, мадам, на час, на два», - ну-ну, я что первый раз в Индии? Это значит, что я получаю хрен вместо хот вотэ. Номер средней убитости, на полу красный ковролин, опять подозрение, что в клопах. Распахиваю двери на балкон – а вид – шумящая Парвати, храм с флажками (до сих пор не уверена, индуистский или нет? Очень странный) и уходящие в небо скалистые горы со всех сторон. 150 рупий звучит заманчиво, я никогда ещё так дешмански не жила. В туалете, к моему удивлению, всё работает. Спускаюсь. Озвучиваю Наташке расклад. Она говорит: «Пошли ещё посмотрим», - не вопрос, идём. В 3-х метрах ещё гест, только если и из окна видно реку – то издалека и, скорее всего, вид на базар, где шум-гам от рассвета и до позднего вечера. Радостный манагер сообщает, что рум всего 100 рупий, но без горячей воды, что тут кругом ванны (представляет собой бассейн не глубокий, где все моются, туда одна труба с кипятком течёт, другая иногда выводит воду из бассейна, в этом бассейне все моются, температура градусов 70 – для здоровья оно может и хорошо – сероводородные баньки, но мыться - сомнительное удовольствие, и вопрос гигиеничности также открыт.) Решаем, что уж лучше 150 рупий с надеждой на воду, чем 100 и без надежды, мыться холодной, 50 рупий за надежду – только в Индии такое возможно. На крайняк я говорю: «Попросим манагера притаранить снизу ведро горячей воды, или 2 ведра.» Возвращаемся в первый гест. А манагер доволен: «В нашем отеле возможно всё: трекинги, гости, курение – ну вы понимаете, всё, что захотите возможно!», - разумеется, я понимаю. Бросаем сумки и идём искать еду. В первой попавшейся дхабе убогое меню и какие-то делийские цены, если не выше. Ну его нафиг. Раз сто проходим по базару туда-сюда, потом куда-то заныриваем внутрь – и видим такую приятную кафешку. Официант нам кланяется. Ах, что это был за официант!!! Я из-за него осталась. Такой престарелый рокер, худой и высокий индиец (а может, пакистанец, непалец????), в высоких тяжёлых ботинках (не помню, как они называются, аля гриндерсы, только выше), в косухе, чёрных штанищах, и весь увешанный всякими бирюльками, с длинными волосами с проседью, улыбается во все 32 зуба: «Приветствую вас в Маникаране, уважаемые мадамы, велком!» он настолько колоритен, что очень хочется остаться. Наташка спрашивает: возможно ли курение в этом милом месте, на что перед нами появляется пепельница, биди и спички, включаются лампочки над каждым столом и вентилятор – прям 5 звёзд по-маникарански. Смотрим меню – как в соседней дхабе, цены те же, ну и фиг с вами, зато такой официант. Правда его инглиш – полная каша, я заказываю то, что я просто помню на память, но не помню, как оно выглядит и точно ли оно мне понравилось, ну и не важно. Наташка пытается с ним объясняться, я совершенно не понимаю его кашу во рту, говорю: «Закажи на его вкус из индийской кухни», путём долгих уточнений я доношу до него, чего мы хотим. Он кланяется: «Йес, мэм», и постоянно прибегает, спрашивая положить ли нам в блюда то и это (а что это и что то - я не понимаю), он показывает зелёный перчик на вид как чили, только зелёный – жутко ядерная дрянь, перчик чили нервно курит в сторонке, ноу-ноу мотаем мы головами. Он снова кланяется, спрашивает, какую мы музыку любим – конечно, индийскую. Приносит свой телефон, включает и ставит на соседний стол – вот это сервис. Мы в шоке. Дядя уже наскрёб себе порядочные чаевые. Ну мы единственные посетители в этой забегаловке. Приносит нашу еду и масала чай, опять кланяется, спрашивает, как нам нравится музыка. Нам всё нравится! Заходит садху, как к себе домой, его тут же чем-то кормят. Подтягиваются ещё люди попялиться на белых обезьян, хорошо, что мы сели спиной ко входу. Просим счёт. Наш официант рисует забавную картинку с надписью переверни меня, а сзади – счёт, по-моему, это очень мило. Зато цены на еду в Маникаране заставляют понять, откуда такое дешёвое жильё. На Мэйн Базаре и то бы дешевле поели. Кладём дяденьке чаевые – заслужил. Он кланяется, мы уходим.
Решаем осмотреть гурудвару. До того я никогда не бывала в сикхских гурудварах, и сикхов видела 1,5 человека. Это отдельная тема. Сикхи – они выглядят очень очень очень сурово, с их бородами и усами, в тюрбанах, и я-то прекрасно знаю, что у каждого сикха кинжал за поясом – неотъемлемый атрибут. Суровые ребята. Но их глаза... У всех сикхов такие трогательно-добрые лучистые глаза, что я каждый раз одёргиваю себя: не смотри, не смотри, в Индии мужчинам нельзя смотреть в глаза – чревато неправильным истолкованием. Стараюсь смотреть в глаза только пожилым сикхам. Только у сикхов такие глаза на контрасте с суровой внешностью. И за поясом – кинжал, помнить об этом. С сикхами шутки плохи. Хотя я уверена – они очень добрые. А эти их тюрбаны: оранжевые, синие, белые, чёрные – кто бы мне сказал, что эти цвета означают? Молодые мальчики вместо тюрбанов носят какие-то невероятно уродливые пимпочки на головах, то есть их волосы на лбу собираются в пучок, сверху надевается платок, который закручивается вокруг пучка – выглядит ужасно. Наташка говорит, что прибить бы того, кто эти пимпочки придумал. Прибить гуру Нанака, интересный ход мыслей, или это не он придумал? И у Наташи миллион вопросов, как всегда начинающихся с: «А почему...?», я уже привыкла, мне нравится, что она такая любознательная почемучка, но некоторые вопросы ставят меня в тупик. Я же не индолог в конце концов. А сикхи вызвали миллион вопросов. А я только знаю, что сикхизм основал гуру Нанак в 16 веке, что это смесь индуизма и мусульманства. Вот и всё. У меня у самой куча вопросов, и тут я понимаю, что в посещении гурудвары может быть подвох, а я не в курсе. Ну и ладно – если что мы тупые руссо туристо, мы ничего не знаем – надеюсь, прокатит.
Сдаём шлёпки, ступаем по обжигающим ступенькам (потому что внизу горячие источники под землёй), в гурудваре куча мала сикхов, исключительно молодых и исключительно мужского пола, мы вмиг вызываем дикий ажиотаж и бурю восторгов. Выстраивается толпа на «ван фото плиз.» Ну уж нет! Так дело не пойдёт. Я же знаю, зачем фото, а Наталья фоткается, пока не сфотографировалась со всеми – от неё не отстали, все рьяно хотели с мадам с найс хеар, а мадам с nice hair отошла чуть поодаль, а Наташка их не понимает.
- Оne photo madam.
- No photo!
- Please. Please please please please please please pleasе!!!!
Ага, если с одним, другим тоже захочется, а их тут несколько десятков, а если другим отказать, тот подумает, что я его выделяю из остальных, привяжется, оно мне надо – оно мне не надо. А потом друзьям со всей деревни будет показывать фотку:вот видишь, я имел секс с этой блонди, а друзья будут умирать от зависти, а ещё мне очень не хочется, чтобы на моё фото, пардон, дрочили. So, no photo. Я помню в Варанаси приходилось закрывать лицо платком, аки правоверная муслимка, потому как там даже разрешения не спрашивали на фото, была готова напялить на себя паранджу, а под конец орала: «Фото, кто хочет фото? Фото, фото с русской блондинкой, налетай, одно фото – сто рупий!», - они ржали, как сумасшедшие, и ветром всех сразу сдувало, любителей фото.
Помню манагера из варанасского геста, талдычившего мне изо дня в день: «Аna, remember about your safety, always!», - как же он меня тогда достал, но спасибо ему, первый человек, который промыл мне мозги и поставил всё на свои места. Я помню, друг, я помню, всегда.
Пол в гурудваре обжигающий, кое-где постелены доски, чтобы можно было ходить, отовсюду бьёт пар, а от речки Парвати приятная прохлада, скачешь козликом по гурудваре, чтобы не обжечь ступни. Внутрь, где сам алтарь, я как-то постеснялась зайти, а вдруг нельзя? Да и со всех сторон в тебя тыкают мобильнками и фоткают юные горячие сикхи – не очень-то располагает к духовному. Пока Наташка развлекается с фотографированием, я подхожу к скромному пареньку, тихо-мирно варящему рис в горячей воде – вода и вправда такая, что 10 минут – и мешочек с рисом готов к употреблению. Мешочек привязан верёвкой, ну и он стоит и держит верёвку. Стояла, пока ноги не попросили пощады – побежала на деревянные доски. Только потом я узнала, что это осквернение – зайти в гурудвару с непокрытой головой, я знала, что мужчины все в оранжевых или белых косынках, но я не знала, что женщины обязаны покрывать голову, ведь в индуистских харамах это по желанию – можно покрыть, можно нет – это не принципиально, но в гурудваре я не видела ни одной женщины, и нас никто не уведомил, у меня же всегда для этих целей платок на шее висит... А местные паломники видимо так ошалели, что забыли напрочь обо всём. Красивые всё-таки эти сикхи, мы назвали меж собой Маникаран городом прелестников. Там мало женщин, идёшь по улицам, может за 2 дня пару-тройку тёток видели, там одни мужчины. Всех беру в мужья, открываю гарем!!!! Надо, видимо, вернуться в Маникаран за прекрасным отважным юным сикхом.
И тут вдруг меня отпускает: как же здорово, что нет этого в-каждой-жопе-затычка- Харша, нет придурка Ашока, что не нужно постоянно напрягаться, чтобы понять винегрет чужой речи, постоянно переводить. Как же здорово говорить на родном языке, без постоянных ковыряний в памяти, без подбора нужных слов, они все тут нужные слова – как же это легко и здорово! И это я поняла, когда 4 дня трындела на 3-х языках без умолку. Речка шумит, всё равно ничего не слышно, поэтому можно молчать. Молчать – это тоже прекрасно. Ещё бы помолчать внутренне – ну до этого мне как до луны и обратно. И мне так хорошо, так легко, так радостно и тепло на душе, что вот она я – простая девчонка из трущобного района города усть-урюпинска, я в сердце Гималаев, я в месте моей мечты – Маникаране, как всё это странно, как всё это ошеломляюще здорово. И если бы я могла сказать себе что-то, той себе, которая спустя 10 дней вернётся в унылую россию с этой её бесполезной душегубной суетой, чтобы я сейчас, находясь здесь, сказала бы той себе? Я бы сказала себе только одно: «Иди к мечте, только это и стоит чего-то, только в этом и есть смысл, ничего не бойся, иди». Я здесь и сейчас, в горах долины Парвати, я мудрая.
Я, набирающая этот текст – я глупая, я ничего не знаю. Я только помню. Но печатая этот текст, я вновь ощущаю себя той – на мосту через бурную горную реку, смотрящую вдаль на Гималаи и орлов в небе, и я понимаю – времени не существует – это иллюзия. Но, кажется, я повторяюсь.
А мы идём через мост к тому темплу, с развевающимися на ветру цветными флажками, нас благословляет брамин-сикх с бородой до колен и такими беззащитными глазами, что хочется обнять этого дедушку, согреть его своим теплом. Только нет во мне тепла, лишь холод русской зимы. Я никого не могу согреть, как бы сильно не хотела.
Начинает смеркаться, мы бродим по базару, Наташка ищет трубки для курения гашиша своим друзьям в подарок, находим по какой-то смешной цене, вспоминаю, за сколько я видела их в Варанаси. Видим, что в городе очень много индуистских храмов, решаем завтрашний день посвятить осмотру индуистской части Маникарана. По-моему, мы единственные белые в этом городишке, но несмотря на этот факт, никто на нас не пялится. Это странно (впоследствии это объяснилось). От реки становится холодно. Я решаю, что уже достаточно адаптировалась к Индии и можно позволить себе индийских сладостей – отрываюсь в ближайшей кондитерской, на обратном пути я пугаюсь от того, что кто-то трогает меня за руку, ну думаю я, сейчас у меня этот наглец огребёт, оглядываюсь – там милое создание – рыжая корова с одним рогом, ластиться, просит, чтобы погладили, глажу её большой круглый нос, чешу за ухом, такая нежная корова, кормим её печеньками.
В гесте прошу горячей воды. Ну и конечно получаем вместо неё чуть тёплую, но мыться можно, не холодно. Спасибо и на том. Под нашим балконом спит большая чёрная корова. От гурудвары поднимается пар, от реки веет прохладой, горы улеглись спать в туман. В муссонной ночи мало звёзд, но безумица-луна на три четверти показала свой лик.
|
