Форум Блог Новости Путеводитель   Реклaма

Vavilen › Дауншифтинг, как первый шаг на пути к отречению.

Карма 30
21.09.2007
Свой первый опыт неосознанного дауншифтинга Татарский приобрёл в сентябре далёкого 1990-го года. В те смутные времена, возможно, и не существовало такого сложного понятия. А если и слышал кто тогда о дауншифтинге, так уж точно не Татарский. Узнавши тогда такое хитрое словцо Вавилен непременно окрестил бы то, что с ним периодически происходило в то время, а иногда случается и по сей день «малым дауншифтингом», а кое-какие состояния ума, такие как пофигическое отношение к идеалам теперешнего социума и социума вообще –«внутренним дауншифтингом».

Итак, вернёмся в ту далёкую осень 90-го, когда Татарский учился на 3-м курсе Минского Радиотехнического института, где, как водится, наверное, и теперь, в начале учебного года студентов толпами отправляли в колхозы на битву за урожай. Вавилен же плюнул на это дело, сел в поезд, да укатил на весь сентябрь в Сочи. Сейчас сложно гадать о том, что послужило толчком к столь опрометчивому решению (ведь Татарского вполне могли отчислить) желание оторваться на берегу моря или всё же нежелание идти в одну ногу с социумом. Но судьба распорядилась в его пользу и, как показало время, Татарский не только избежал наказания в институте, но, возвращаясь в Минск познакомился в поезде с очаровательной малышкой, ставшей впоследствии его женой. Самое интересное, что в деканате никто не стал выяснять причины отсутствия Вавилена, несмотря на его явно небелорусский загар.

Второй случай дауншифтинга произошёл с Татарским год спустя в Крыму, куда он выехал с друзьями отдохнуть на уборку персиков и табака. Денег у студентов как всегда не хватало и, по сути, эта форма отдыха была для них единственно возможной. В поле Вавилен проработал не больше недели, после чего махнул рукой, собрал вещи и, прихватив двух друзей, ушёл в горы. Оставшееся время они провели отсыпаясь на голой земле и наслаждаясь тёплым крымским летом.

Нельзя сказать, что обучение в институте было чересчур тягостным для Татарского. Тяготило его скорее то безнадёжно-серое окружение, в котором он тогда прозябал. С детства Вавилена тянуло к уединению. Ему очень нравились дикие природные места, а ум Татарского был склонен к фатальному самоанализу.

Шли годы, Вавилен продолжал вертеться ещё одной шестерёнкой социума и, как принято здесь говорить, «жизнь его наладилась». Вот только наладилась-то она чисто внешне: появилась семья, жильё, машина и т.д., но внутри Татарский постоянно ощущал себя оторванным от чего-то изначально важного и интересного.

Периодически его одолевали сиюминутные радости беспечной жизни в социуме, однако душа требовала чего-то более сокровенного. И со временем Татарский увлёкся идеями таёжной отшельницы Анастасии с её переустройством мира путём создания родовых поместий. Под впечатлением прочитанных книг Владимира Мегрэ, Вавилен посетил геленджикские дольмены, спал под «своей звездой» на голой земле Северного Кавказа, делал ещё много всякого и в конце концов загорелся идеей покупки дома в глухой деревне Беларуси.

Пять лет Вавилен колесил по сельским ухабам в поисках прибежища. То место было чересчур людным, то дом-развалюхой. Но вот удача улыбнулась ему. Совершенно, казалось бы, случайно Татарский наткнулся на живописный хутор из четырёх домов, а дальше лес, да три озера рядом. За дом просили всего полштуки баксов (никто не хотел жить вдали от социума), хотя качество постройки высвечивало куда более высокий ценник. «Звонок» а не дом,- радостно подметил Татарский. Сердце его ёкнуло, что и явилось признаком высокой значимости этого места в его дальнейшей жизни.

Поначалу Татарский приезжал в деревню только летом. Делал в доме ремонт, срывая с великолепно подобранных брёвен четыре слоя древних газет и обоев. По ним вполне можно было бы изучить всю историю Советской эпохи и кормить печку дня три. Ведь дом был построен аж в 1917-м году.

-Зачем же они такие брёвна заклеили?- рассерженно спрашивал Татарский Захаровну из соседнего дома. Бабульке было уже под девяносто, но она частенько наведывалась к Вавилену в надежде удовлетворить любопытство и почесать языком.

-А гэта, чалавеча мой, штоб броуна не пылились,-угрюмо отвечала старушка, обнажив свой единственный оставшийся зуб.

Отец же Татарского, талантливый абстрактный художник, усмотрел в обоях совсем другую концепцию.

-Понимаешь, Вавилен, люди хотели чтоб как в городе было, как в квартире, вот и залепили обоями настоящую красоту, - разъяснял он Татарскому, делая набросок интерьера будущей деревенской избы.

Прошло время, ремонт закончился и заброшенная хата действительно превратилась в добротную и самобытную избу с красавицей-русской печкой. По возможности Татарский срывался с работы и приезжал сюда на недельку-другую. Осенью становилось прохладно и Вавилен приносил в дом охапку дров, любуясь вечерами как «печь присев на четыре лапы красным дразнится языком». Пожалуй, это и была та единственная телепередача, которую он мог смотреть ежедневно, пользуясь изменчивыми свойствами пламени, что ещё и ещё напоминало Татарскому о НЕПОСТОЯНСТВЕ.

-Если и не родовое поместье, то уж хижина отшельника точно,- рассуждал у огня опьянённый тишиной и лёгким потрескиванием дров Татарский.

К сожалению, а может быть и к счастью, жена не разделяла его взглядов на одиночество и перспектива сельской жизни вовсе не прельщала её. Ей были ближе светские тусовки с городским циклом жизни. В минуты разногласий с женой Вавилен гордо заявлял, что покупка дома в деревне - его первый шаг к монашеству. Хотя в тот момент они оба отчётливо понимали, что слабость характера Татарского не позволит ему полностью отречься от мира.

Вот так постепенно в душе Вавилена зарождалась привязанность к новому месту обитания. Ему нравился здешний воздух, тишина и размеренность образа жизни. И вообще, пребывание здесь казалось ему таким естественным, чего не скажешь о муравейнике под названием «город». В то время как здесь, в деревне, всё обстояло почти как у А.Еранцева:

Я был слугою строгой прозы:

Колол дрова, дробил зерно

И ветви белого мороза,

Забывшись, ставил на окно.

Менял подстилки иноходцу,

Очаг подкармливал щепой,

Нес от весеннего колодца

Ведро с ледышкой за щекой.

И на чердак взбирался, сонный,

И пил заката теплый взвар,

И надо мной скрипел тесовый,

Полураскрывшийся букварь.

Я тайно складывал по буквам,

Сосновый уголь очиня,

Как я служу на побегушках

У дров, колодца и огня.

И порой Татарскому чудилось, что ум его уже уподобился тому самому кувшину с водой (о нём говорили тибетские мастера медитации), вода в котором, если не трясти его, превратится из мутной в кристально чистую, поскольку все пустые мысли и эмоции выпадут в осадок. Но, как выяснилось позже, подобные размышления оказались очередной иллюзией. Дальнейшее общение с людьми проявило массу негатива, по-прежнему наполнявшего Татарского. Ведь теперь он, как и раньше, не замечал «бревна в своём глазу», всё чаще обнаруживая «соринки в чужих».

-Ты слишком много внимания обращаешь на чужие недостатки, вместо того чтобы радоваться их достоинствам,- сказал ему однажды знакомый буддист. Татарский же отметил про себя, что такое однобокое восприятие им людей лишь разъедает его изнутри, что, возможно, и дало толчок тому, что Вавилен стал избегать общения, уезжая в деревню.

А вообще знакомство с Учением Будды и, в частности, с его четырьмя Благородными Истинами о том, что жизнь есть страдание, а причиной страдания является желание наглядно показало Татарскому всю утопию идей Анастасии.

-Какой смысл создавать родовое поместье на Земле, когда рано или поздно здесь всё превращается в прах. Не только наши богатства, но и наши тела. А жизнь в этом мире подобна пузырьку на воде, который способен лопнуть в любой момент. Не очередная ли это подмена истины,и не уводят ли подобные идеи нас от правды?-вот о чём размышлял Татарский осенью две тысячи седьмого года, присев на крыльцо своей деревенской обители, с тоской созерцая основательно разрушенный временем сарай, стоящий неподалёку, увядшие огуречные заросли и частично прогнившее, хотя и оцинкованное, ведро.

-Ведь мы все живём для того чтобы завтра сдо-о-о-охнуть!- как бы отвечая на мысленный вопрос Вавилена зазвучала в наушниках мрачная песенка группы Крематорий.

Татарский положил плеер в карман штормовки, взял в руки ведро и пошёл в лес за мухоморами...
Alia  ж
Карма 344
1.10.2007
Интересно!А дальше? Продолжение будет? Или все закончилось отравлением мухаморами?
Карма 30
3.10.2007
Хотелось бы развить тему, изложив психоделический опыт,полученный Татарским апасля употребления шаманского гриба,да вот боюсь,что пока это неформат для indostan.guru, да и над материалом к такому серьёзному исследованию ещё пахать и пахать.

А по сему ограничимся чем-нибудь более прозаическим, вроде такого "Татарский продаёт клуб и уезжает в деревню" А возможно заголовок будет таким "Татарский продаёт клуб и уезжает в Москву встречать Его Святейшество Богдо-гегена Халха Джецун Дамба Ринпоче IX-го" URL и URL

Похоже,что в жизни Вавилена наметились кое-какие перемены,связанные с утратой привычного источника дохода.
Помощь сайту
Войди или зарeгиcтpируйся, чтобы писать
Случайные топики