Drolma › Записки штурмана уцелевшего Дирижабля

Пространственно-временные порталы и художественный треш - это моя фишка. Никогда не знаешь куда вынесет теплым июньским вечером в долгих прогулах по Туле с боевой подругой.

За что я люблю свой Дирижабль, так это за ощущение дороги, где бы я ни была. Сегодня ветер странствий вынес нас сначала в Среднюю Азию на культовую улицу Пирогова. В том году я писала пост об этом явлении в центре Тулы. В этот раз мы углубились в этнографию и забурились в локалку. Отведали шурпы, лепешек и горячего чая из чайничка с тонким носиком в душной узбекской чайхане; пообщались с поваром-узбеком, ощущая себя единственными белыми в кашмирской дхабе на задворках вокзала Низамуддин в Дели.

А потом сменили условный Ташкент на вполне реальную послевоенную Тулу. Скитания по городу вывели нас в один атмосферный дворик 40-50-х годов. Такой, знаете, как из советских фильмов, со своей дворовой культурой и вечными старушками на лавочках, деревянными подъездами, и олдскульными дверными звонками. Мне даже захотелось позвонить в одну из рассыпающихся дверей и протараторить: "Мааам, дай попить, и я дальше бегу играть во дворе".

Эти старые квартиры с коммунальным бытом, запахом плесневелых подвалов и кислых щей, коридорами с облезшими обоями, под которыми проступают пожелтевшие газеты; телефоном с вертушкой, висящим на стене; гимнастическими кольцами в дверном проеме; мутными зеркалами и потрескавшимися рамами; цветами в горшках в распахнутых окнах. А в одной из комнат на вышитой скатерти мог бы играть патефон, хрипя и щелкая, смешиваясь со звуками летнего вечера, шкварчащей на сковородке жареной картошкой, унося нас в ушедшею, но такую милую сердцу ламповую эпоху.

Мир вокруг меня плавится от тропической жары и размышлять о каких-то важных вещах — невозможно. В голове царит хаос.

Затаилась в гнезде, опустила жалюзи, завариваю Шу, с любовью выбранный кэпом еще в той жизни. Всплывают флешбеки. Наша маленькая комнатка в бекпекерском гесте на Джалан Султан. Чайнатаун с китайскими чайшопами, плесневелыми испарениями, уличным варевом. Куала-Лумпур. Прохлада кондишина посреди экваториального мегаполиса. Пуэр. Джаз. Любовь. И мы с тобой в прочных, неподверженных болезням и смерти силиконово-стальных телах — в запечатленном навечно миге.

В России всегда накрывает странная смесь ностальгии, любви ко всему этому родному безумию и желания поскорее отсюда свалить. И еще это чувство нереальности происходящего. Как во сне или кино.

Летит кукушка

Над столицей мира и спокойствия

По диагонали

— Ёса Бусон

Моя комната в квартире детства постепенно наполняется густой и тягучей синевой вечера. Сумерки вползают в распахнутое окно медленно, как газ в газовую камеру, наполняя голову обрывками фраз и неторопливо-разворачивающихся мыслей.

Не включать свет. Замереть в этой тишине. Наполниться силой родного места. Хоть мой настоящий дом и в сотнях световых лет отсюда, на краю бесконечности, это земное прибежище дает мне силы. Самым непостижимым, немыслимым и неизъяснимым образом. Моя подзарядочная база между полетами по Галактике.

Вдруг едкий запах жареного чили, бьющий по всем рецепторам и заставляющий кашлять как старого деда, или резкая музыка в рикше, выдергивает тебя из привычного потока мыслей, напоминая, что ты в Индии. Смайл, ю ар ин Индия, штурман-сахиб. Наслаждайся, вот она твоя планета, твой дом, со всеми ее безумцами и мудрецами, со всеми бомжами, в которых ты видишь того, уже мертвого поэта, из прошлой вашей жизни, увековеченной в бортжурнале и фотокарточках. Ступай уверенно по ее земле. Наполняйся микробами улиц, жгучей жижей из дхаб, дымом биди и смрадом подворотен. Все как ты хотела. Возвращайся в хаос, первичное состояние Вселенной. Отбрось контроль. Естественный шок - это с нервов спадает мох. Благоприятен брод через великую реку.

Иногда накатывает ощущение, что я рыба в бочке с клеем. Как будто пространство застывает, сжимается. Радио издает надрывный треск и погружается в звенящую тишину глубокого космоса. Все нутро замирает. И время останавливается. Снаружи и внутри - сумерки, бардо перехода. Вакуум. Мысли обрываются на полпути. Кардиограмма выдает прямую линию. О да, я видела такую. Она не оставляет надежды. И даже в вечном лете может настигнуть осень. Только. Не. Оставляй. Надежды.

Хочется затеряться, залечь на дно в большом городе. Примелькаться до невидимости, неузнаваемости, прозрачности. Слушать живой джаз в маленьких барах тропического мегаполиса. Вглядываться в ночной скайлайн с высоты небоскреба, позвякивая льдом в бокале. Ездить по делам на монорейле, или беспилотной капсуле метро. Ходить замшелыми шорткатами, где по стенам ползет разумная плесень, перепрыгивать через сточные канавы, изгибами улиц, подворотен, мимо сомнительных полуоткрытых дверей, задёрнутых наглухо штор и тусклых красных ламп, китайских прищуров, провожающих взглядом, гастарбайтеров со всей Азии, аутло притонов, карликов, ледибоев, подпольных циркачей со вкусом дыма во рту, лавок с кишащими в банках космическими существами, вслушиваться в звуки, наполняющие крошечные комнатушки, чайшопы, спальные кварталы, прерывистые, пронзительные, тянущиеся к смерти, приближашие хаос, невыносимые, как сотни проигрывателей, транслирующих на бешеной скорости.

Потом выйти на гулкие проспекты, смешаться с толпами, утвердиться в своем существовании, выпить огненной жидкости из фляжки. Погрузится в бесконечный зной. Пропустить через себя все электричество города, шум траффика, сирены, стальные голоса реклам и мегафонов. Смотреть на свое отражение в неоновых всполохах. Втягивать в сердечный центр всю энергию улиц. Разрываться на кусочки как конфетти, и чтобы дети хватали цветные обрывки, и с гоготом прятали по карманам. Бежали, и задыхались от смеха, растворяясь в мареве дрожащего горячего воздуха от нагретого асфальта.

Утром проснулась и в полуяви или полусне произнесла «Махараджалела». Опять я томима смутным призраком моей кибер-вселенной, примостившейся на Экваторе. Куала-Лумпур. Как попасть мне в тот мир. Его позывные: Будущее здесь. Прошлое здесь. Настоящее здесь.

В Индии для меня все пронизано атмосферой какой-то светлой, молодецкой радости с пролетающими над головой беззаботными индийскими богами, показывающими на твоей крыше пантомиму под музыку из немого кино. А потом вы вместе чилите на тахте на верхней палубе Дирижабля и угадываете звезды сквозь щели в черепице.

И этот пост не про гоанские тусовки. А про то, что можно все отпустить (ОТПУСТИТЬ!), не держаться за свою серьёзность, даже если занимаешься серьезными вещами. Про вайб вокруг. Индию, которая нас принимает. Любых. Про то, что можно быть игривым, дурачиться, сохранив в себе детскость, непосредственность, и не боятся осуждения или косых взглядов важных людей (как им самим кажется), про самоощущение себя в этом хаосе. Ты замедляешься и разгоняешься. Высвобождаешь себя, каким ты есть и находишь эту связь с собой. И из этой точки невозврата все становится возможным.

Иногда я катаюсь по ночам на моцике по храмам Махараштры с приятелем Пчелом. Это такой всегоанский поэт, баба-джи. Когда мы выезжаем с ним на покатушки, вокруг конденсируются альтернативные пространства.

В Индии часто многие вещи могут быть парадоксальны. Только отъехали от туристического гетто, где все друг у друга на головах, как индийские боги на гопурах, и вот уже через несколько километров мы в диких местах с леопардами, дикобразами, сказочными джунглями и без связи. Эдакие места, где можно залечь на дно.

На днях в одном из таких мест встретили дедушку, он настороженно смотрел на нас, пытаясь что-то говорить на маратхи. Наверное думал, что мы заблудились. Скорее всего, в его картине мира нет такого - ехать куда глаза глядят. Хотя мы реально заблудились, связь не ловила, а я все время забываю скачать в офлайновые карты мэпс ми штат Махараштру. Но это нас не сильно парило. Мы знали, что в определенный момент все равно выйдем на нужную нам дорогу.

На одном из лесистых поворотов мы заехали в деревеньку, похожую на древний город, с безлюдными узкими улочками, колодцами, закопченными храмами и заброшенными домами. Другая деревня оказалась полуразрушенной или недостроенной, в Индии часто это выглядит одинаково. Если в мире наступит апокалипсис, жители этой местности даже его не заметят.

Пока мы фланировали по Махараштре, я почувствовала как через меня проходят воспоминания, словно забытые сны. Определенные точки в пространстве вызывают флешбеки о давних или незнакомых моментах, а может быть знакомых, но очень далеких, не из этих миров, но похожие по энергетике.

Индия вообще сплошной сюр, а ночная – тем более, вызывает стойкое ощущение нереальности происходящего, с ее тусклым магическим театральным светом, воем шакалов и пустынной разбитой дорогой, медленно ведущей в темноту. А куда спешить - впереди вечность.

Бурная река с порогами и течением вынесла нашу лодку к апокалиптичному местечку Индейн. Руины древних пагод, поросших лианами и травой. Осыпавшиеся храмы, сплетенные деревьями и вьюнами. Внутри сидят сосредоточенные Будды и наблюдают из своих укрытий. Где-то вместо Будд остались только их тени и отпечатки в стене. Кладбище ступ. И туристы как стервятники обгладывают взглядами священные мощи.

После сонной деревни мы оказались в турпотоке с пенсионерами из Германии, повсюду немецкая речь, щелканье затворами. Немецкие фройляйны вяло слушают своих гидов, лишь оживляясь при слове "ресторан", начинают усиленно кивать. Мы протискиваемся между вплотную стоящих храмов поодаль от турконвеера, но и тут просочилась эуропа. Пожилая леди шепчет на немецком своему спутнику: "Вернемся на главную дорогу. Одним тут лучше не ходить". Я хохочу про себя, что невозможно потеряться в этом муравейнике. Индейн. Наверно самое перенаселенное кладбище ступ на планете.