Психогенные механизмы инфекционных эпидемий.
И.А.Гундаров – доктор медицинских наук, кандидат философских наук, профессор, академик РАЕН, заведующий лабораторией НИИ общественного здоровья, руководитель отделения медицины и здравоохранения Российской муниципальной академии.
Доктору медицинских наук, кандидату философских наук, профессору, академику РАЕН Игорю Алексеевичу Гундарову принадлежит открытие целого научного направления — психодемографии. В дополнение ко всем прочим его научным заслугам. Чем же занимается новое научное направление?
С этого вопроса и началась беседа корреспондента KM.RU с известным российским ученым.
И.Г.: На большом статистическом материале стран СНГ и Европы удалось доказать, что ухудшение (улучшение) нравственно-эмоционального состояния населения сопровождается через полгода-год ростом (снижением) смертности. Связь оказалась чрезвычайно устойчивой, что позволило сформулировать закон «духовно-демографической детерминации».
Корр.: А как в отношении инфекционных заболеваний? Неужели заболеваемость дизентерией, чесоткой, лепрой, сифилисом зависит от состояния духа? Тогда санэпидслужба должна контролировать не только состояние канализации и полноценность прививок, но также нравственно-эмоциональную атмосферу в стране? Значит, эта тема должна обсуждаться в июле на заседании G8 в С.-Петербурге, где повестка дня включает вопросы инфекционных эпидемий и биотерроризма?
И.А.: Несмотря на шутливую форму вопроса, он имеет чрезвычайно важное значение. Поэтому я буду отвечать на него по-научному, материалами моей статьи «Психогенные механизмы инфекционных эпидемий», опубликованной в журнале «Психическое здоровье», 2006 г., № 5.
Да, в повестке дня саммита «Большой восьмерки» в Санкт-Петербурге заявлена профилактика инфекционных заболеваний. По этому поводу принято считать, что эпидемии возникают из-за активизации патогенных микроорганизмов или ухудшения мер санитарного контроля. Соответственно профилактические усилия ориентируются на коррекцию перечисленных факторов. Однако за последние 20 лет на территории России выявлен ряд эпидемических парадоксов, не объяснимых с классических позиций.
Во время «перестройки» (1985-90 гг.) заболеваемость основными инфекциями резко пошла вниз: для брюшного тифа и паратифов — на 67%, острых кишечных инфекций — на 31%, скарлатины — на 37%, коклюша — на 41%, менингококковой инфекции — на 46% и др. Инфекционная смертность уменьшилась на 36%, хотя специальных санитарно-эпидемиологических мероприятий тогда не проводилось.
С началом либеральных реформ (1991-96 гг.) траектория смертности изменилась на противоположную. Рост инфекционных и паразитарных болезней достиг в ряде регионов сотен и тысяч процентов. Так, заболеваемость чесоткой увеличилась в Камчатской области на 1027%, Хабаровском крае — на 848%, республике Карелии — на 401%, в целом по стране — на 566% . Заболеваемость корью в России выросла в 1993 г. на 302%, дифтерией — на 296%, коклюшем — на 64% и др. Инфекционная смертность увеличилась к 1996 г. на 77% (рис.1). Наиболее беспрецедентным оказался рост дифтерии, заболеваемость которой поднялась на 5900%, а смертность — на 675%.
Запредельный характер эпидемического роста вызвал в науке теоретический шок. Не было проведено ни одной сессии РАН и РАМН, ни одной конференции ВОЗ, посвященных анализу его причин. Наука «отказалась» рассматривать происшедшее как реальный факт, хотя от этого он не перестал быть фактом. Высказывались традиционные объяснения увеличения заболеваемости: низкий охват профилактическими прививками и снижение качества противоэпидемической работы.
Однако отчеты санитарно-эпидемиологической службы показывают иное. В 1989-95 гг. охват детей профилактическими прививками против туберкулеза, столбняка, коклюша, полиомиелита, кори и др. не снизился, в том числе среди младших и старших возрастных групп. Умершие от дифтерии были на 80% взрослые люди, преимущественно 18-19 лет и 40-49 лет, детство которых пришлось на период регулярного проведения прививочных компаний. Среди заболевших детей 71% оказались привитыми. Потребности учреждений здравоохранения по группам важнейших иммунологических препаратов в 1992-94 гг. удовлетворялись полностью.
Затем, в 1996-98 гг., отмечалось загадочное улучшение эпидемической обстановки: снизилась заболеваемость дизентерией на 120%, дифтерией — на 159%, паратифами — на 25%, сальмонеллезами — на 24%, гепатитом «А» — на 29%. Частота новых случаев дифтерии сократилась до исходно низкого уровня. Смертность от инфекционных и паразитарных заболеваний уменьшилась на 11% (рис.1). Попытка объяснить это мерами по повышению коллективного иммунитета не находит подкрепления. Наоборот, в 1996 г. федеральные санитарно-эпидемиологические программы практически не финансировались.
Следующим парадоксом оказалось ухудшение эпидемической ситуации после 1998 г. К 2000 г. заболеваемость выросла для бактериальной дизентерии на 57%, вирусного гепатита — на 50%, скарлатины — на 50% и др. Инфекционная смертность увеличилась на 32% (рис.1).
Для проверки достоверности такой вариабельности были изучены эпидемические материалы Санкт-Петербурга, многомиллионного города с небольшой миграцией, развитым здравоохранением, четкой системой статистического учета. В 1991-94 гг. смертность здесь выросла от бактериальной дизентерии на 1600%, от дифтерии — на 1100%, легочных и нелегочных форм туберкулеза — на 132% и 290%, вирусного гепатита — на 140%, пневмококковой пневмонии — на 370%, сальмонеллеза и других кишечных инфекций — на 800%, стрептококковой инфекции — на 270%. Заболеваемость гонореей увеличилась на 111%, сифилисом (ранние формы) — на 1280%. Даже обострения хронического сифилиса участились на 1063%. Смертность от паразитарных и инфекционных причин поднялась на 184%.
В 1995-97 гг. отмечалось неожиданное улучшение ситуации: снизилась заболеваемость бактериальной дизентерией на 532%, дифтерией — на 941%, корью — на 1737%, коклюшем — на 79%, вирусным гепатитом — на 118%, острой гонореей — на 242%, стали реже обострения хронической гонореи на 212%. Новые случаи острого сифилиса стали реже на 63%. Обострения хронического сифилиса снизились на 100%. Смертность сократилась от бактериальной дизентерии на 2700%, туберкулеза органов дыхания — на 63%, других форм туберкулеза — на 200%, пневмококковой пневмонии — на 195%, других острых пневмоний — на 92% и т.д. Смертность от всех инфекционных и паразитарных болезней уменьшилась на 107%.
Корр.: И с чем были связаны эти перепады?
И.А.: Невозможность традиционного объяснения свидетельствует о действии фактора «Х». В его роли могли оказаться планетарные циклы или космические волны, приведшие к изменению активности микроорганизмов. Однако бактериальный фон за 1988-93 гг. не ухудшился, о чем свидетельствует уменьшение числа проб из водоемов, почвы, воздуха, не отвечающих гигиеническим нормативам по бактериологическим показателям.
При активизация патогенной флоры дети пострадали бы сильнее, поскольку их иммунная система менее устойчива к микробной агрессии. В действительности все оказалось наоборот. Если у трудоспособного населения смертность от инфекций выросла за 1990-2000 гг. на 171% , то у детей до года она снизилась примерно на 60%. Среди детей до пяти лет снижение составило 32%.
Единственным объяснением может быть изменение собственных защитных механизмов организма, в первую очередь иммунной системы. За счет каких воздействий произошло приобретение такого иммунного дефицита? Влияние средовых факторов исключается, поскольку экологическая ситуация в тот период улучшилась благодаря двукратному сокращению промышленного производства. Сточные воды стали чище, сократилась вырубка лесов.
Почему тогда у взрослых отмечалось снижение иммунной активности, а у детей нет? Значит, у первых действовал патогенный агент, отсутствовавший у вторых. Учитывая, что обе возрастные группы жили примерно в одинаковых материальных условиях, получается, что природа патогенного агента имела нематериальный характер. В таковой роли могла оказаться высшая психическая деятельность — духовность. Известно, что у детей эта функция слабо развита, а у младенцев отсутствует совсем. Осознание себя как личности появляется примерно в 15-летнем возрасте. Не потому ли рост смертности от инфекционных болезней начинался с возрастной группы 15-19 лет?
Корр.: А можно ли измерить духовные процессы в обществе?
И.А.: В качестве индикаторов духовного неблагополучия мы предлагаем использовать аномальные формы поведения. Убийства характеризуют выраженную агрессивность, самоубийства отражают безысходность, грабежи и разбои свидетельствуют о несправедливых отношениях собственности и т.д. Суммарным показателем духовного неблагополучия служит общая преступность. Для изучения связи между духовным состоянием населения и инфекционными процессами были сопоставлены уровни преступности и инфекционной смертности за 1985-2005 гг. Учитывая, что между действием патогенного агента и развитием иммунного дефицита существует латентный период, сравнивалась инфекционная смертность с преступностью за предшествующий год. Коэффициент корреляции между такими сдвинутыми на год рядами составил 0,87. Всякое увеличение (уменьшение) преступности сопровождалось на следующий год увеличением (уменьшением) инфекционной смертности. В выявленной связке преступность не могла служить причиной инфекционных заболеваний. Значит, действовал какой-то «серый кардинал», скрытно управлявший обоими процессами. Таковым выступало, вероятно, духовно-эмоциональное состояние населения.
Корр.: Каким же образом дух (нематериальный фактор) влияет на телесные процессы (материальную субстанцию)?
И.А.: Механизмы влияния психической «энергии» на телесные процессы изучаются в рамках психосоматической медицины: психоэндокринологии, психоиммунологии и т.д. Доказано, что депрессия, безысходность, бессмысленность жизни, тревожность, агрессивность ведут к угнетению иммунной и других систем организма, способствуют развитию сердечно-сосудистых, онкологических, инфекционных заболеваний, увеличивают смертность в 1,5-2 раза. Наоборот, оздоровительное влияние оказывает социальная поддержка, оптимизм, ощущение общественной значимости, наличие планов на будущее. Вот здесь и возникло новое направление в демографии — психодемография; обнаружены сверхбыстрые психодемографические реакции. Выявлено, что депрессия, озлобленность, тревожность ведут к снижению выброса крови сердцем и уменьшению кровообращения в тканях, росту напряжения артерий и периферического сосудистого сопротивления, уменьшению гемоглобина в крови и т.д. Это способствует уменьшению резервов здоровья и увеличению риска смерти от разных заболеваний.
Корр.: Получается, что взлеты и падения инфекционных заболеваний за последние 20 лет «управлялись» психогенными механизмами?
И.А.: Да. В начале «перестройки» снижение смертности от инфекционных болезней было вызвано мощным духовным и эмоциональным подъемом, взлетом надежд на более достойную жизнь. Это привело к повышению защитных возможностей иммунной системы. Наоборот, в ответ на шоковую тактику либеральных реформ произошел рост смертности от большинства инфекционных болезней из-за угнетения иммунной системы под действием стресса и агрессивно-депрессивной реакции населения. В дальнейшем улучшение эмоциональной атмосферы вызвало в населении повышение адаптивных способностей, что обеспечило снижение смертности от большинства инфекционных болезней. Позитивная динамика была прервана дефолтом, вслед за которым через полгода вновь выросла смертность от ведущих заболеваний.
Корр.: А в других странах СНГ?
И.А.: Те же закономерности. Например, на Украине смертность от инфекционных и паразитарных болезней выросла за 1991-96 гг. на 67%. Заболеваемость дифтерией подскочила за 1989-93 гг. на 4044%. Ситуацию в бедных регионах мы изучили по материалам Таджикистана. Выявлены такие же зависимости между динамикой преступности и смертности от инфекционных болезней в 1989-2004 гг. Максимальный подъем преступности пришелся на пик гражданской войны в 1993 г. А через год отмечались максимальные уровни инфекционной смертности. Затем наступила фаза послевоенной релаксации, сопровождавшаяся снижением преступности и улучшением деятельности иммунной системы (рис. 2).
Корр.: В свете этих удивительных открытий какие эпидемиологические вопросы должны быть рассмотрены на саммите «Большой восьмерки»?
И.А.: Наиболее важными я считаю три следующие темы.
1. Причинами инфекционных болезней являются не сами по себе инфекционные агенты, а их взаимодействие с макроорганизмом. В свою очередь, защитные силы общества зависят от его духовного и эмоционального состояния. Поэтому профилактические меры не должны ограничиваться контролем над инфекционными возбудителями. Дополнительно требуется управление психическим состоянием населения.
2. Поскольку иммунный дефицит формируется под влиянием психогенных механизмов, потребуется определить, насколько эпидемия СПИДа в разных странах мира является результатом действия ВИЧ-инфекции, а в какой следствием подавления иммунитета со стороны психосоциального неблагополучия.
3. В условиях информационного общества возможно управление инфекционными эпидемиями через моделирование его психических состояний с помощью СМИ. Кстати, такие технологии доступны использованию не только в позитивных, но и негативных целях — как биологическое оружие и средство биотерроризма.
http://www.km.ru/magazin/view.asp?id=%7B17...5DD2264A7C1C%7D
