Статьи по Индии › Ощущение Индии

Материалы с сайта журнала GEO (Online - Июль 2008)

Наш автор Михаил Пименов побывал в своей собственной, не туристической Индии. О том, что это за дорога - Индия, где она начинается и где заканчивается, он и расскажет.

В Индию мы решили отправиться на электричке. Однако по четвергам электрички не ходили, так что пришлось на поезде. Четыре часа в пути – и уже за границей. В Петропавловске. Славянских лиц вокруг – ощутимо меньше, но по-русски все понимают. Деньги вроде бы другие, но родными рублями можно рассчитаться везде и за все. Холодно! Хотя что уж удивляться – дело-то было зимой, в конце декабря. Зато грузинский коньяк, разлитый в бутылки с казахскими этикетками, - не дороже водки. Это и спасло.

Поезд Петропавловск – Алма-Ата не запомнился ничем. Ночь, день, еще ночь, и мы в затуманенной, в инее, бывшей столице братской республики. Огромный каменный всадник на привокзальной площади. Нерусский... Пустынный аэровокзал... Попытка увидеть Медео едва не закончилась опозданием на самолет. Гонка на автомобиле через всю Алма-Ату: повезло, что выходной, и нет пробок. Успели. Легкий мандраж перед вылетом. Откуда-то опять взялся коньяк... На досмотре казахи изъяли мой нож: забыл сдать его в багаж, а в ручной клади нельзя. Я совершенно безоружен перед Индией. Улетаем...

Для нас с Наташей это пятая «загранка», для наших друзей Юли и Дениса – первая. Я им завидую. К тому же Дэн слишком хорошо знает английский. ТАМ мы будем трижды расставаться и встречаться, а пока – вместе.

Индия начинается в самолете. Вокруг – множество индусов, они учатся или работают в Казахстане, и на праздники летят домой. Билеты на это время – в большом дефиците, имейте в виду.

Дэн, разогретый коньяком и джином, по-английски рассказывает индийским соседям – ради чего он летит в Индию. Красиво у него выходит. Потом, трезвый, он уже так не повторит. А я, грешный, лечу как всегда – лишь затем, чтобы посмотреть достопримечательности, познакомиться с людьми, попытаться узнать страну...

Но все мы очень быстро поймем, что Индия – это не страна, а цивилизация.

У прочих государств - общность культур, религий, сходное ощущение мира. А Индия похожа на все сразу и... ни на что не похожа. Она все объединяет в себе одной. Индия самодостаточна. До такой степени, что исчезни вдруг весь остальной мир, индусы это не сразу заметят. Они спокойно, но чуть отстраненно улыбаются всему, что есть вокруг. Без чрезмерного любопытства, без зависти, без желания кого-то догнать, без агрессии: есть мы, и есть вы, но граница не четкая. Все как в жизни. Но они для нас – сказка и экзотика, а мы для них – в лучшем случае просто хорошие ребята.

...Прилетели. Ночь. Дели. Лето. Куртки поверх футболок, а пот – градом. Первое впечатление от Индии – здесь ужасно тесно! Денис сравнил: как в Омске в день города на улице Ленина. Сначала скрученная в змейку толстая очередь перед паспортным контролем. Потом на площади перед аэропортом так же плотно припаркованные черно-желтые машинки – такси. Да как же мы войдем в такую?! Вчетвером, да с рюкзаками... Вошли. Я упираюсь лбом в... лобовое стекло. Можно откинуться и чуть сползти с дивана вперед – тогда буду упираться головой в крышу. Ребятам сзади самую чуточку посвободнее. Шофер уверенно и легко, как кусочек мыла, выскользнул с парковки. Едем.

Быстро. Опасно. По «неправильной» левой стороне дороги. Темно. Светофоров не заметно. Зеркал заднего вида у машин – нет. Обгоняешь – гуди, иначе впередиедущий может вильнуть, не зная о тебе. И в итоге все вокруг дребезжит и гудит почти беспрестанно. Сверкают фары. Поздний вечер, а транспорта – как в час пик. После Индии любая омская дорога – пустынна.

До гостиницы часа полтора – два. И... ни одной коровы! В Дели по дороге из аэропорта коров теперь нет. Так рухнул первый миф об этой экзотической стране. Впрочем, за пределами мегаполисов недостатка в коровах не ощущается.

Кстати, пройдемся по мифам...

Говорят, там сплошная антисанитария?

Это первое, что спрашивают, узнав о нашем индийском походе, после восхищенно-недоверчивого: «Ух ты, ну вы даете!».

Мы соглашаемся: да, грязновато. Мусорные баки или урны – это из нашего мира, там их почти нет. Помню, в Джайпуре Юля долго-долго несла пустую бутылку: не знаю, говорит, где выбросить. Мы рассмеялись: Юляша, да везде! Она: я, мол, так не могу. Забрали у нее бутылку и пристроили в ближайшую кучку мусора. Юля произнесла: вот так и загрязняется Индия... На соседней помойке паслись коровы...

А правда, что там море диких обезьян?

Видели. Много. Как правило, живут стаями как монахи – при храмах. У индусов есть бог Хануман – царь обезьян, вот в его дворцах-святилищах и обитают «наши предки», впрочем, как и в разных фортах, и – парами или поодиночке - на улицах. Обезьяны очень разные. Есть рослые, с черными чубами, умницы. Любят бананы. Снисходят даже до шкурок. Есть мелкие в рыжеватом драном мехе, их сами индийцы называют крези-манки. Еду им лучше не показывать – могут заодно сожрать и вас. Одна такая особь из храма в священном городе Варанаси едва не пообедала моей ногой. Служители отбили. Шрамы на ноге остались. Ныли сутки. Бешенством не заболел.

А вы катались на слонах?

Катались. Трясет. Вернее, качает. Слоны на самом деле полноценные и совсем не редко встречающиеся участники дорожного движения. Мы вообще много на чем «катались». На вело- и моторикшах в городах. На белом «Амбассадоре» с личным шофером – по «золотому треугольнику». Встречали Новый год на дискотечном кораблике с видом на ночной Бомбей. Освоили то, что местные называют «локал бас» - автобус с жесткими лавками, без стекол в окнах, иногда без дверей, как правило – переполненный сверх всякой меры, шныряют такие как челноки между малыми населенными пунктами. На юге вдвоем с рыбаком на ялике из пары бревен, стянутых веревкой, выходили в океан смотреть дельфинов. И даже на самолетах летали. Но самый экзотический вид транспорта, поверьте, – индийские поезда. Все, что связано с ними – от приобретения билетов до процесса поездки – ритуал, в таинство которого проникнуть удается не каждому.

А вы видели йогов?

Видели. В Варанаси одни медитируют на рассвете и ловят раскрытыми ладонями лучи восходящего солнца. Другие мажут себя с ног до головы пеплом погребальных костров. Это во имя духа.

А на пляжах океанского побережья совсем не такие йоги неиндийского происхождения перед закатом с группами учеников выполняют упражнения, похожие на гимнастические. Это во имя тела.

А там правда топят трупы в Ганге?

Правда. Все дело в том, что, по мнению индусов, не каждый после смерти достоин быть преданым огню. Поэтому их тела опускают в священные воды Ганга. Процесс наблюдали. Как и погребальные костры. Ощущения точно такие же, как на русском кладбище: человек умер, его хоронят. Просто по другому обряду.

Говорят, их пищу невозможно есть?

Ну мы же ели. Теперь «шутим»: один раз чуть не умерли, потом были осмотрительнее. Пища там разная. Зато после индийской еды никогда не бывает несварения, в организме растворяется все без остатка. А уж индийский ром стал любимым напитком не только для нас, но и для наших родных и друзей.

А в Гоа были?

Денис сказал: в гламурные места мы не поедем. И не поехали. Хотя моря не миновали, «прикасались» к нему дважды. В Бомбее и в Варкале. А в целом маршрут такой.

Один день на достопримечательности Дели. Далее на такси – по туристическому «золотому треугольнику». В Джайпуре смотрим величественный форт Амер, древнюю обсерваторию и дворцы махараджей. Катаемся на слонах, пытаемся завязать дружбу с обезьянами, впервые пробуем местный ром, покоряем неприступные стены «тигриного» форта, девочки знакомятся с основами буддизма в часовне на вершине горы.

Далее – заброшенный город великих моголов Фатерпух Сикри, и следом - Агра, Тадж-Махал на закате и на рассвете, лавка мраморных чудес. Затем – долгая пугающая дорога в ночи, и мы в Орчхе, умиротворенном городке на берегу широкой, но тихой реки. Поутру я удивляюсь видам, открывающимся на долину с башен местного форта. Денис становится обладателем клада азиатских монет. Мы впервые пробуем бетель – так вот чем пахнет вся Индия! Юля замечает в саду стаю попугаев, и рассказывает индусам, что у нее дома живет точно такой же Кешка. Индусы поражены. В особенности тем, что у домашнего попугая есть имя. Для них попугаи – что воробьи. Вам придет в голову держать дома в клетке воробья?..

Следующий город – Кхаджурахо. Про камасутру слыхали? Иллюстрации к ней заимствованы из рельефов, украшающих здешние храмы. Вечером смотрим ночное шоу. Утром попадаем в толпу паломников в разноцветных чалмах. Днем сбываются мечты: мы с Дэном играем с местными ребятами в футбол, Наташа и Юля – в бадминтон. До темноты гостим в деревне. Знакомимся с хозяйством местного фермера. Он 30 лет не видел русских. В гостинице плотно ужинаем курицей в остром соусе. Наутро трое из нас просыпаются полуживыми. На ближайшие пару дней наша пища – бананы, мандарины и сок манго. Продолжаем болеть в поезде по дороге в Бомбей. В самом большом городе Индии оказываемся 31-го декабря. Новый год встречаем на кораблике в Индийском океане.

Первое расставание. Юля и Денис едут через Бангалор в Пуртапарти, мы с Наташей спускаемся к ним по сложному зигзагу. Сперва заезжаем в Аурангабад, чтобы увидеть храмы Элоры и пещеры Аджанты, вырубленные в скалах. Впервые испытываем что такое «развод» по-индийски: разборки с местным таксистом доводят едва ли не до драки. Потом на четырех автобусах через Биджапур – в Хампи. Поселение хиппи. Вечером на реке играют барабаны. Банановые рощи с пугливыми обезьянками. Действующий храм. Эшелоны паломников. А вокруг – бесчисленные каменные останки великой империи Виджаянагар. Уезжать не хочется, но ждут друзья. Снова цепочка автобусов – и мы в Пуртапарти. Всего на день. Ребята хотят побыть здесь еще, а мы рвемся к морю. Снова автобусы, в дороге – ровно сутки, и вот он – океан. Запомните это название: Варкала. Мы замираем здесь на неделю. Хотя я не люблю море, на пляже через 15 минут погружаюсь в тоску. В Варкале – все иначе.

Через три дня, по ошибке едва не ускакав на противоположное побережье Индии, к нам присоединяются Юля и Денис. Оставив их загорать и купаться, мы с Наташей уезжаем в Варанаси.

И в последние дни в Дели закупаем вагон подарков для себя и близких. Едва не оставляем все на таможне – у нас слишком большой перевес. Но прорываемся... И вот мы дома...

- Ой, а это кто? – вскрикивает сестра, увидев меня, выходящего из вагона с рюкзаком за спиной.

Да, волосы до плеч. Да, усы, борода. Бриться было трудно, потому что щеки впали. Ах да, я еще и черен, особенно на фоне январского снега. Наверное, в самом деле не похож. Постепенно все это проходило. Сперва чуть подстригся, потом сбрил бороду, немного погодя – усы. Поблек загар. Дольше держалось то, что изменилось внутри. Ведь по возвращении нам задавали еще один вопрос:

Ну и как, обрели просветление?

Хм. Мы даже видели Бога. Он был с черными кудрями и в оранжевых одеждах. Он ехал в маленькой машинке сквозь толпу, и утомленно улыбаясь, махал рукой. Это было в Пуртапарти. Но не поэтому в нас что-то изменилось. Буквально вчера я спросил Юлю: «Скажи, если бы не откровения Саимы (преданной ученицы того самого Бога), если бы не материализованный пепел, утекающий из ее ладоней, если бы не бусы, которые появились на твоей шее неизвестно откуда, если бы не прозрачное черное небо, почему-то именно в эту ночь невероятно плотно усыпанное иголками звезд, в тебе не случилось бы тех перемен?» Юля сказала: «Нет, конечно, просто это все усилило, стало восклицательным знаком». А повестью, романом или сказкой, которую этот восклицательный знак завершал, была Индия. И в ней мы прочитали, что каждый из нас – мир, и в каждом мире – бог. И что каждый рядом с тобой – тоже мир. И каждый достоин радости.

Часть 2. Страна как вечный двигатель

Индия решила переехать. Вся. Не знаю куда. Транспортных средств не хватает. Поэтому едет всё. На поезда билетов не взять. Желающих так много, что люди, нагруженные баулами, едва не сыплются с перрона под колеса прибывающих составов. На автобусах едут верхом. На крошечных моторикшах висят гроздьями, хотя эти «бибики», как их прозвали наши девчонки, и без того готовы развалиться в любую секунду. Едут на волах, на ослах, на верблюдах, на слонах, на... вот на коровах не едут.

Навьючить ржавый велик десятком 100-литровых пластиковых бочек? Запросто! Влезть в джип всей деревней? Легко! Некоторые перемещаются пешком, таких примерно 10 процентов населения, то есть – 100 миллионов. Отдельно бегут собаки, причем не всегда вдоль дороги, чаще – поперек. То же и куры. Козы. Овцы. Коровы не бегут...

Индия – это хаос. Но это нормально.

То же глазами оптимиста: Индия – весьма подвижная, динамичная страна!

Неужели этот хаос никак не регулируется? Почему же, попытки есть. Но если на перекрестке стоит регулировщик – не избежать аварий. Народная примета.

Прекрасно ориентируются в этом хаосе только коровы. Они его... не замечают. Но попробуй не заметить их! Выйдет, бывало, это криворогое, горбатое, пыльно-белесое существо на самую середину улицы, да и... застынет, как памятник. И транспортный поток послушно обтекает ее с двух сторон. Осторожно и медленно. А корова стоит, подняв влажные губы. Гордая. Невозмутимая. И задумчиво-задумчиво смотрит поверх крыш объезжающих ее машин в дальние дали индийской территории, на которых она – священное животное. И не тронь. А то она вообще ляжет.

Дороги как дискотеки

Но всего страшнее ночь! Индия не спит. Индия едет и в темноте. Все, что имеет фары, светит. Трасса полна блуждающих огней. Крошка-мотороллер слепит прожектором. Причем какого-нибудь оранжевого оттенка. При этом виляя от обочины к обочине. У огромного грузовика «Тата» может быть только одна фара, другая нередко горит в полнакала, а то обе подмигивают... Вдобавок индусы страшно любят катафоты (отражатели) – все блестящее привлекает удачу! Но в ночи это дикое сверкание перерастает в смертельную какофонию. Безумная дискотека, а не дорога! И всё гудит: водители от страха забывают отпустить клаксон.

А главное – поток неисчерпаем. Очередной транспорт всходит всполохами фар на повороте. Приближаясь, выдавливает светом ваши глаза – так, что нет сил терпеть, и спастись можно, только отвернувшись. Резанул напоследок по сетчатке, и с громом пронесся мимо. Но облегчение секундное. Вы еще не успели разглядеть – по своей полосе двигаетесь или уже нет, а следом – другие фары. И тоже не дорогу освещают, а пытаются убить вас. И так без конца. Асфальт не виден. Велосипеды, упряжки волов, люди, куры – неразличимы. Коровы ночью спят...

Вдобавок и ночью, и днем трасса то и дело врезается в деревни. А деревню проехать – что рынок в пик торговли. Вся она наползает на шоссе домами, стадами, лотками с ненужным товаром, развалами бананов и тряпья. Дымящимися асфальтовыми заводиками и храмами. Дисциплинированы только городки нищих, где люди живут в палатках из разноцветных обрывков полиэтилена. Там тихо и безлюдно. Нищета освобождает от желаний и действий.

продолжение ниже

Дороги без дорог

Транспорт бедных – «локал басс». Сиденье водителя сплетено из брезентовых ремней. Кожух двигателя нужно всю дорогу придерживать ногой, иначе сбежит. Стекла в окнах – редкость, а если есть, то во время движения открываются и закрываются по воле ухабов. Пыль с дороги – в салон. Без препятствий. И даже застекленные окна не спасли бы: автобус на 50% состоит из щелей, он собран из металлолома или всегда готов в него превратиться. О чем говорить, если даже двери признаны ненужной роскошью, и часто их просто нет. Зато любой автобус – внедорожник. Потому что ходит там, где дороги – просто намек, направление, не более того.

Водители, притормозив перед особо раздолбанным участком, завязывают платком нос и рот – как ковбои в американских вестернах. И поскакали! Трясет. Сядьте сзади, в хвосте салона, если хотите познать, что чувствует отбивная под молотком кухарки.

У местных вестибулярный аппарат слаб. Их тошнит. Некоторые успевают добежать до двери, которой нет, и присев на корточки, освобождаются за борт. Водитель не тормозит. Неприятно. Еще неприятнее, когда сквозь забитый до отказа салон до двери добраться не успевают.

Зато билеты дешевы! Зато меж деревнями эти бассы снуют, как челноки. 15 минут – и едешь дальше. Каждый отрезок – 2 часа, не более 100 километров. И прорываешься туда, куда иначе – только пешком. Зато за окном – Индия: красная или черная возле рудников, желтая от прожженной солнцем земли, зеленая от пальм и плантаций, в мокрых квадратах рисовых полей, в незаметных хибарах деревень, в 20-километровых пробках на узких дорогах, в трубах фабрик и аромате бетеля.

Дороги из железа

Зона относительного комфорта – железная дорога. Нет, здесь тоже не стерильно. Вокзалы – помесь ночлежки с туалетом. По перронам сквозняк гоняет одноразовую посуду – свернутые из банановых листьев тарелочки. Тут же на газовых горелках готовится глазунья. Вам два яйца? Или четыре? Яичная скорлупа летит под ноги. Как и ореховая – арахис тетушки продают как семечки. Скомканные газетные кульки – тоже на перрон! На рельсах пасутся коровы. У них большой выбор. От несъедобных использованных дамских прокладок до вкуснейших банановых шкурок. Коровы нечаянно оставляют за собою лепешки и нехотя, тихо скандаля, уходят на соседний путь перед прибывающим составам.

Но! Поезда по скорости уступают только самолетом – общеизвестно.

Но! Здесь выдают белье. Про матрасы, правда, не ведают, и простыни стелют прямо на полки, заправляя в специальные кожаные кармашки.

Но! Перенаселенные людьми и мусором вагоны убирают. Не проводники. Калеки. Они вдруг появляются на мелких станциях, выметают культями из-под скамеек стаканчики, тарелки из фольги, остатки еды, газеты – и мыча просят у вас мелочь.

На крупных станциях вагоны штурмуют команды очистки. В желтых комбинезонах, пластиковых масках, с опрыскивателями и бачками за спиной – как из фильмов по Рэю Брэдбери – обеззараживают туалеты и тамбуры.

Но все равно, вам нет-нет, да и «посчастливится» прихлопнуть таракана, бегущего по стене на запах томатного супа...

Пища дорог

«Вотеркулдринкс!» - оглушающим раскатом грохнуло где-то над ухом. Я присел и оглянулся. Орал черный дядька с черными усами, в бейсболке, клетчатой рубахе и фартуке. Сам чуть крупнее огромного сверкающего ведра, наполненного кусками льда вперемешку с бутылками воды, колы, спрайта... «Вотер», - приказным тоном предложил он. Я покачал головой. «Кулл дринкс», - произнес он раздельно и для пущей наглядности двинул в мою сторону ведром. Я не хотел. Дядька подумал, увидел на столике сок, и сказал последнее: «Мэнго джус». Так ведь есть у нас. Дядька обиделся и ушел.

25 раз в час он таскал свое неподъемное ведро сквозь вагон, и всякий раз орал ассортимент, слепленный в одно слово: «вотеркулдринкс!» У меня в ушах это звучит до сих пор.

За ним семенил скромняга с круглым бачком и гундел: «Томато суп, томато суп». Потом продавец кофе: «Коффи. Блэк, вайт. Щугар, милк». И еще персонаж почти по-русски: «Тчай, тчай». Три раза в день приходил толстяк в той же униформе и с блокнотиком: «Ланч, ивнинг, брекфаст?» Сперва мы не рисковали, он не понимал и тоже обижался. Потом решились. Это не страшно. В основе всего – рис. В особо продвинутых «трэйнах» (поездах) вам могут приготовить омлет. Но никогда не забывайте строго добавлять: ноу спайсис! (без специй). А в целом – съедобно. Главное – сытно. И недорого. Мы пробовали все: и дринкс, и тчай, и коффи, и особенно томато суп – горячий густой томатный сок с гренками, специями и каплей сметаны.

Дорожная неприступность

Но не видать вам всех этих железнодорожных благ, если заблаговременно не озаботились приобретением билетов. Планируйте маршрут!

Задачка. Допустим, в вагоне 80 мест. Сколько человек в нем поедут? Как минимум 160, а скорее – 200. И все по билетам. В Индии продают билеты без мест (вайтинг-лист). Не хотите без мест? Тогда бронируйте заранее. Например, за месяц. Неужели не знаете куда поедете через месяц?! В Бангалор, или в Джайпур, или хотя бы в Агру? Ну а вдруг. Лучше все-таки забронируйте – на все три направления, а еще в Бомбей, Аурангабад, и обязательно в Варкалу. И не только на себя, но и на жену. И на друзей. Двоих. А лучше – пятерых. Вдруг соберетесь? Так рассуждают все индусы. Бронируют. В итоге билетов в кассах нет. Никогда. Никуда.

Когда все уже забронировано, формируется второй список – тот самый вайтинг-лист – на случай, если кто-то откажется от брони. Но от брони не отказываются, про нее просто забывают. Или выкупают в самый последний момент, когда уже обилечены «счастливчики» из вайтинг-листа. В итоге – каша. Вернее, селедки в бочке. То есть в вагоне.

И никогда не знаешь, кто из всей этой плотно «обсиживающей» тебя толпы уляжется спать на соседнюю полку. Бывало, просыпаясь, мы обнаруживали на одной полке сразу двух мирно сопящих индусов.

Самый демократичный - третий класс. Это как наш плацкарт, только в купе по 6 полок плюс две боковушки. Второй класс – то же, но вместо шести полок четыре, плюс занавески. Первый класс – сама фешенебельность: только два места в купе, умывальник, двери на щеколдах, и главное – шкаф для вещей. Железный. Как сейф. У первого класса один недостаток – цена билета. Такая же история, как с нашими СВ: комфортно, но уж лучше самолетом.

...Впрочем, не всегда если выше от земли, то ближе к богу...

Как я стал монахом

Их боятся. Особенно туристы. Всему виной – внешний облик: смуглые, с черными бородами, в черных рубахах, черных штанах или заменяющих их кусках холста, обтягивающих бедра, как юбки. Крепкие, мускулистые, редко – полные, всегда – переполненные энергией и счастливые, как будто нашли смысл жизни. Это монахи, их путь – поклонение богам, которых Индия родила немало. Каждому богу – храм, ими усеяна вся страна, цель монаха – поклониться всем. Потому они без конца странствуют, нанизывая паломничества как драгоценности на нитку своего Пути.

В нашем вагоне они заняли пять купе: три в начале и два в конце – поближе к уборным, чтобы рано утром никто и ничто не помешали им совершить обряд.

В тот день один из них запоздал. Выбежал, когда я сидел в тамбуре, умылся, почистил зубы, снял рубашку. «Мне уйти?» - спросил я. Он остановил, и пристроил на откидной полке пластиковую коробочку. Раскрыл, установил на крышке две иконки, зажег парафиновую свечу-таблетку, а от нее – ароматизированные палочки. Расставил их вокруг икон - вот и алтарь.

Тихо пел и шептал, на груди у него висели длинные нитки бус из прозрачных камней величиной с горошину. Нитка красная. И нитка белая. Каждый камень – чище родниковой воды. На каждой нитке – бронзовый кулон – фигурка божества. Им полагались жертвы: монах помазал каждую маслянистым благовонием. Сначала оранжевым, после – красным. Затем пальцем нанес оранжевое пятнышко себе на грудь и, глядя в зеркальце, на лоб. Чуть подсохло – и в центр оранжевых пятен поставил красные точки. Вот и все. Монах чист, бог доволен, и по оранжево-красным приметам различит его среди всех смертных.

...И пришла моя очередь. «Мой бог Ямуна», - улыбнулся монах, протягивая мне иконку. Благовонные палочки еще дымились. Вагон покачивало. Стучали колеса. Я спросил – что означают эти яркие точки? Он сказал: «Сейчас узнаешь». И точно такие же появились у меня на лбу – сперва оранжевая, поверх – красная.

...Я был смугл от загара, черные штаны, черная футболка, за месяц путешествия успела отрасти борода, а теперь еще эти точки...

Почему этих монахов все так боятся? Они просто все время вместе и знают, куда идут.

***

И последнее: садиться на проходящий поезд нужно быстро. Иначе получится как у нас в Варкале. Мы мирно и расслабленно ждали поезд в Дели. Когда он «причалил», отправились к своему вагону. Двери оказались заперты. Поезд тронулся. Мы метнулись к соседнему вагону. Поезд резво набирал ход. Заскакивали на ходу. Не обошлось без паники.

Впрочем, и этому учит Индия: не спеши. Куда тебе нужно – успеешь. А не успел, так значит, тебе не туда. Остынь и смени направление.

Часть 3. Три точки рая

Я забыл какого цвета было небо над Бомбеем. Помню солнце било в черно-желтые вмятины такси – как будто оно, солнце, эти вмятины и наделало. Помню бородатого разбойника в белой чалме, который разговаривал так, будто все время ругался – он почему-то работал таксистом. По ошибке. Почти два часа таскал нас по убогим гостиницам, все приговаривая: «Бомбей из фул». Да, Бомбей переполнен. Здесь, как и везде в Индии, всего очень много. Но в нашем план-задании на путешествие значилось: в ночь на 1 января откупорить шампанского бутылку в воротах Индии (Бомбей, набережная). И точка. Стой! Вот этот отель нам подходит.

Вспомнил! Неба не было – на весь остаток дня его нам заменили низкие потолки отельных номеров. Стеклянные столики возле панорамных окон, а за ними в раме из штор – знаменитый вокзал «Виктория Терминиус». Говорят, даже у себя на родине английские зодчие не построили ничего красивее. Еще было кофе и другие съедобные пустяки. В телевизоре мелькали звезды. Местные. Одни и те же. Через полчаса мы знали их не только в лицо, но и по именам.

Во всем этом растворялась наша усталость: девять дней Индии за плечами – не шутка. Мозг забит, душа полна и ноги стерты. После куда меньших напрягов нормальные люди утекают в Гоа. А мы выбрали шумный Бомбей. Пожалели? Ничуть! Мы пили кофе и исподволь готовились к ночи. Новогодней.

Точка первая. Ночь с видом на Бомбей

Ворота Индии закрыты. Цепь полицейских подпирает металлический забор, над ним – леса. Реконструкция. В качестве компенсации – сверкающий «Тадж-Махал», самый роскошный отель страны. Смотри! Золотой купол сияет даже в ночи. Бомбей переполнен. Огнями. Людьми. Энергией. Он открыт, и свобода промывает его океанским ветром. Свежо! Недаром вся молодежь страны каникулы проводит здесь. И от этого – аншлаг в дешевых гостиницах. И от этого улицы гудят, как нервы. И от этого – столпотворение на набережной.

«Извините, куда эта очередь?» - интересуемся мы. «Туда», - в ответ машут в сторону моря. О, это многое объясняет!.. Ах, загадочная Индия! И тут же - осторожно, нас снимают! Чернявый и веселый оператор местной телекомпании, опутанный проводами, наехал на нас телекамерой: крупный план. Зафиксировал, отъехал. Всё, мы звезды! За что ж такая честь? Оглядываемся – белых больше нет. Мы одни в море местных, сливающихся с темнотой.

Едва прошли сквозь металлодетекторы – еще сюрприз. Дедушка: «А не хотят ли белые мистеры совершить незабываемое путешествие?» Да мы вроде бы тем и занимаемся... «Вот, ознакомьтесь с программой!» Золотыми буквами на белой открытке выдавлено, схватываем главное: корабль; вид на ночной Бомбей; всю ночь до утра; музыка, еда и напитки входят в стоимость... И мы понимаем, что именно так и хотели провести эту ночь.

...А она уже качается в волнах, усыпанных шарами света, пунктирами зеленых, синих, красных, желтых огоньков - у причала толкаются десятки двухпалубных корабликов в праздничной иллюминации. Над кормою у всех – дым: коки колдуют над котлами и сковородками. У барных стоек – лужи: лед плавится и течет из пластиковых ящиков с напитками. Пустяки! Главное, чтобы не выбежал ром.

И вот мы в море. Вдали качается Бомбей на темной нитке парапета. Выкурен кальян – один, другой. Ненужная еда остыла в мисках на пробковых спасательных плотах – мы оккупировали нос верхней палубы, перед рубкой рулевого. На нижней палубе грохочет дискотека. Юлька убегает танцевать. Спускаемся: нет, ей ничто не угрожает. Бармен, танцуя, отпускает ром, разведенный колой. Без очереди – мы зачислены в VIP-персоны.

Без пяти двенадцать. Мы уже в кольце индусов. Хорошо так, что тянет свалиться за борт, будто в космос. Полночь! Чокаемся и орем по-русски: С Новым годом! Индусы радостно пытаются повторить.

...Светало. Нас качает на берегу у причала. Ворота Индии погасли, как и «Тадж-Махал». Огромный черный бармен, ставший другом, пожал нам руки на прощанье: всё, в новый год. Пешком. Сквозь утренний, по-английски серовато-чопорный Бомбей. Где-то здесь вполне мог уместиться и Биг-Бен. Но это Индия...

Точка вторая. Хампи: империя под ногами

«Я Хампи-драйвер!» - гордо и с укоризной заявил мальчишка-моторикша, когда я вздумал узнать – во что нам обойдутся его услуги. И... привез в отельчик, принадлежавший его отцу. Синие стены, оранжевый квадрат покрывала, розовый балдахин – вот и вся комнатка. «Одна тысяча, - сказал хозяин и, не дав мне как следует возмутиться, добавил: Через час прибывает слиппер из Гоа, и мест не будет».

Хампи – поселок меж древним индуистским храмом и рекой. Одна улица, тьма переулков. Тишина. Пробитый солнцем молочный воздух. Вокруг - просторные каменные плато, наклоненные к горизонту. И – камни. Висят друг на друге, словно склеенные в одной точке. Каждый – размером с дачный домик. Меж камней, прикрытые пальмовыми рощами, – остатки мавзолеев, дворцов, храмов, стойбищ слонов, водоемов, статуй богов империи Виджаянагар. Когда-то здесь была ее столица. Рядом со всем этим даже деревья будто окаменели в те незапамятные времена. Место напоено древним покоем и сдержанным величием. Люди под стать – немногословны, не суетливы: глубже дышат, дольше живут. Будто потомки тех императоров или их свиты.

Вечер на реке. Непонятно – то ли она течет, то ли встала, застряв меж валунами. На верхушке одного из них на самой середине реки лежит корова - каменный памятник.

Монахи-паломники выстирали свои черные одеяния и расстелили сушиться на берегу, на зеленой траве. У переправы цепочкой вдоль лестницы сидят старцы. Почти молча.

Черно-белая корова потянула губы к солнцу, но не достала. Солнце коснулось верхушек деревьев дальнего леса, и ударил первый барабан. Следом – другой. Они чуть громче реки. Так шепотом и переговаривались до темноты.

Тишина вдруг трескается только от лая собак, что в банановых рощах гоняют мартышек. Те улепетывают по высоким гладким стволам кокосовых пальм и сквозь листву смотрят вниз грустными глазами. Лишь они здесь несчастны.

Закат опоясал красным кольцом храмовые гопуры (высоченные трапецивидные башни-ворота). Ночь потихоньку крадет украшающую их тонкую резьбу. Статуэтки богов растворяются в темноте. Через пару часов спит весь поселок.

Утром он снова начнет встречать паломников и туристов. Те будут молиться в храме и бродить по камням. Кто-то захочет пройтись по воде. У кого-то получится...

26 часов в пути. Без передышки. Смертельный опыт, повторять никому не советую. Три автобуса, две пересадки. Ночь в режиме «зима» - потому что кондиционер выключить нельзя. Никак. Почему? Потому что это автобус с кондиционером. Так что – мерзни! Издержки комфорта. Логики нет. К утру сил искать ее не осталось. И мы прибыли... в коммунизм.

Город Кочин – экономическая столица курортно-аюрведического штата Керала – утопал в красном. Флаги, ленты, транспаранты, плакаты – все извещало о начале трехдневной всеиндийской конференции Компартии страны. Кто еще помнит советские 7 ноября или 1 мая? Вот все точно также, только без демонстраций – все-таки раннее утро. Знакомые, но чуть изуродованные триптихи Маркс – Энгельс -...Чегевара немного пугали. Ленин – отдельно и крупным планом. Та-акой молодой! И живее всех живых. Черным силуэтом бьется на красном полотнище, едва не задевая автобус. Но Чегевара преобладает. В отличие от суровых кумиров местные лидеры улыбчивы. Жаль, портреты их не так крупны. Впрочем, в сочетании с пальмами, морем, бамбуковыми бунгало все это изобилие кумача смотрелось дико. Тем не менее, сквозь пылающий красный коммунизм ехали километров 15. Поневоле проснешься.

За пять часов последующей тряски все стерлось из памяти.

Точка третья. Варкала: на обрыве океана

Варкала Клиф-бич. Или попросту – большой пляж. Мы выгрузились возле кафе на краю заасфальтированной площади. Такой большой, что над ее краем виднелась только самая кромка моря. Эмоции стерлись. Чувства погибли в пути. Сил хватило только на то, чтобы заказать по стакану фруктового ласси. Очень жарко. Ноги ведут себя странно, однако премся к обрыву...

Океан грохнул волной о скалу, мимо на уровне глаз бесшумно скользнул орел, перекрыв на мгновение слепящее солнце... И всё. Я просто понял, что больше никуда отсюда не двинусь.

Слева по обрыву к воде стекали домики с красными крышами. Справа, напарываясь на мыс, злились волны. Они по всей длине ровняли, вылизывая, пляж. За три дня мы научились укрываться волнами так, что они приносили нас к берегу. Или, наоборот, устраивались на самой кромке прибоя, и океан, накатывая, нежно приподнимал нас поближе к солнцу. Если открыть глаза, вверху над обрывом видишь чубчики пальм и парящих орлов.

Мы встречали утро в кофейне на одном краю пляжа, а вечер проводили на другом - в ресторанчике Сида, сомневаясь, ограничиться ли нам кальмарами или осилим еще и розовую снапу, запеченную в печи-тандури?.. И пьянели с одной на двоих бутылки пива «Кингфишер», более похожего на лимонад.

Мы подружились с кошмаром всех отдыхающих – продавцами барабанов: я просто рассказал, что уже приобрел настоящий там-там у настоящего черного парня (это было не в Индии).

Мы увидели катхакали – танцевальную драму. Настолько красочную, что актеры накладывают грим часа полтора. Настолько искреннюю, что слов не нужно. Да их и нет.

А на другой день внезапно на малом пляже два рыбака, но не на лодке, а на ялике из бревен, стянутых веревкой, предложили: поплывешь? «Да», - ответил я, не поинтересовавшись даже – куда. Мы вышли к мысу, там играли дельфины. До берега – километра два, рыбины не меньше нашей посудины, но никакого страха, только восторг. Когда стая ушла, погребли домой. Вместо весел – рассеченный вдоль толстый бамбуковый стебель...

Мы скупили всех обезьян, которых строгал из кокоса один-единственный дед на всем побережье. Обезьяны были похожи на него. «Боже, какие страшные», - воскликнула Юля, когда увидела их впервые. А после, уже в Омске, попросила, чтобы мы подарили ей одну на день рождения...

На четвертый день, в честь приезда ребят, нам накрыли столики у самого обрыва. Два шага вперед, тридцать вниз – и ты в море... Пока готовилась рыба-меч, наблюдали, как алое солнце на горизонте погружается в серый туман облаков. Стемнело. Океан выровнялся по черноте с небом. Звезды замигали, луна начертила серебристую дорожку, коснувшись пальм. На стыке неба и воды рыбацкие лодки зажгли гирлянду огней.

Волны где-то внизу шевелили камни, шептали...

...Расслабься. Иначе как в тебя проникнет счастье?..

Часть 4. Последний берег

Черный берег в оранжевых пятнах костров. Серый поток реки в оранжевых островках цветочных гирлянд. Кто-то скажет: мусор. Кто-то: подношение богам. Оранжевый цвет достаточно ярок, чтобы его заметить с небес.

Это Варанаси – город, древнее которого нет на земле. Берег священного Ганга. Самый желанный берег для любого индуса. Последний берег. Берег погребальных костров.

Кому – тонуть, кому - гореть

...Это они?! Кучки догорающих поленьев в неплотном окружении обычно одетых мужчин. Только мужчин. Женщине – будь ты вдова или даже мать – здесь нельзя. Зато можно коровам. Но их статус не вызывает сомнений уже и у нас, что говорить про индусов. Коровы инспектируют берег на предмет пропитания, все же держа расстояние. Бесцеремонны собаки – они греют бока и набитые животы прямо среди костров. Костров немного. Любой неловкий прилив реки слизнет все – настолько близко к воде их разложили.

Увиденное рождает в душе все что угодно, кроме трепета. Доминирует удивление: и вот это – «прощай, в последний путь»?!

Мальчишки в бодром азарте всего в десяти, да где там, в пяти метрах ниже по течению удят рыбу. Удилища грубы и костлявы, зато рыбы жирны. И ленивы – клюют неохотно. Зачем?

Крики... Почему-то вприпрыжку, почему-то бегом, подгоняя себя ритмом страшноватых вскриков – в такт прыжкам, с глазами, похожими на глаза лошадей, вниз по гатам (ступеням бесконечных лестниц) четверо крепких парней увлекают носилки – невесомо, как будто не чуя их тяжести. Все родственники – за ними. Рваным шлейфом, в том же ритме. К кострам. Ни секунды прощания, сходу, хотя уже без криков, совсем тихо, парни заходят в реку, неглубоко – по грудь. И опускают носилки – как есть – с яркими покрывалами, цветами, грудами блесток и незаметным под всем этим телом, укутанным в саван – в Ганг. Река держит ношу. Недолго – секунды две, может три, как будто решая – принять ли. И вдруг все тонет. Разом, клюнув тем краем, где были ноги, в реку... Всё. Так уходят дети, беременные, монахи, прокаженные или укушенные змеей. Прочим – костер.

Подаяние на смерть

«Ты можешь дать им денег», - шепчет наш добровольный гид Ананд. «Кому?» - удивляюсь я. «Любому! - убеждает Ананд. – Ведь каждый из них умрет. А достойно уйти стоит очень дорого. Всю жизнь они собирают деньги на собственные похороны. Они засыпают и просыпаются только с одной этой мыслью».

Они? Ближе всех толпа в 20 человек, одни азартно режутся в карты, другие не менее увлеченно «болеют». Не иначе, чтобы хоть на время игры забыть о неминуемой смерти...

Кто еще? Вот эти мальчишки, запускающие воздушных змеев? Их беспокоит лишь, чтобы случайный зевака не порвал ненароком нить, ведь тогда змей – и без того улетевший выше всех птиц – получит полную волю. Я так и не понял – как они отличают своего змея от чужого, когда отпускают их так далеко, что те превращаются в точки? Наверное, сами хотя бы частично перевоплощаются в них, чтобы, лизнув облака, почувствовать вкус свободы.

Дзинь! Лохмотья, белые клочья волос, лицо в смолянистых морщинах – нищий тянет мне кружку. Вот кому нужно подаяние! Но Ананд вдруг оттесняет его – видимо, бедняга просил слишком мало, чем же делиться?

Гид «ненароком» направляет нас к группе картежников: «Буквально несколько тысяч рупий (ого!) спасут их и очистят твою карму». Но никто из этих «страждущих» даже не смотрит на нас! «Слушай себя, - пытается зачаровать Ананд, - душа непременно подскажет тебе». Душа? Она не участвует в этой дойке! А разум давно уже выдал решение: ты жучара, мой друг, и пора нам прощаться. Ананд, пытаясь выжать из нас хоть пятисотку – неизвестно кому неизвестно за что – сопровождает до края Kedar-гата, и вдруг усаживается под дырявым зонтиком на бетонном круге: все, это крайняя точка его влияния.

Холст набережной

Набережная – как гигантский амфитеатр. Задник – сплошная стена из высоченных утесов домов. С гладкими стенами, узкими окнами, редкими балконами, болтающимся бельем. Все в тон к нему – в пастельных потеках краски самых разных оттенков. Дома со шпилями и так; с деревьями, растущими то из стен, а то из самых крыш. С частоколом храмовых конусов-куполов, испещренных резьбой. С трещинами переулков, из которых тянет стылый сквозняк и темнота, тонко воняющая чем-то разным, то и дело выталкивает не улыбающихся людей. Превращаясь в ступени, дома сбегают к самой воде. На ступенях, разбитых на неровные участки (гаты) - жизнь.

Сидят старики вперемешку с козами. Козы в вязаных жакетах, старики – в дырявых кусках тряпья: кто из них более нищ?

Прачки по колено в пепельно-серой реке густо намыливают чужие рубахи, штаны, и то, что носят лишь там. Сушат тут же: целые кварталы белья колышутся на веревках. На уклонах старушки расстилают шестиметровые ленты сари: быстрее высохнут – от ветра и от жара накаленных солнцем камней.

Хмуры брадобреи. И сосредоточены: цвет щетины клиентов таков, что легко спутать с цветом кожи, - того и гляди оттяпаешь лишнего.

Корова вдруг заспанно встала над остовом разбитой лодки. Ниже – баркас, давно вытащенный на берег, давно ставший жильем, где щели – это окна. Рядом старик в красной кофте лепит из коровьих лепешек одинаковые толстые блинчики, и аккуратно укладывает на просушку – словно кафельную плитку.

Коровы маются ничегонеделаньем, лежат на мусорном пляже, глядя на реку, и уже загорели, шкуры - цвета дегтя. Неподвижнее только лодки – большие и мелкие, голубые и черные, дряхлые и ладные, как яхты – они трутся у причалов, на середине реки, у островков: забастовка. Река стоит, никто не катает по Гангу, лодочники не желают возить туристов по той таксе, что им «спустило» правительство.

Всё что угодно

«Гашишь?» - прошипел кто-то рядом. «Марихуана, кокаин», - тихо, но настойчиво предлагал парень, поймав своими узкими глазками мои. «Нет? Как жаль! Подумай... Может быть, зайдем ко мне домой? Там чай... А после – марихуана, кокаин, гашишь...»

«Массаж! – коршуном накинулся другой, - тебе нужен мой удивительный живительный массаж! Это быстро, всего десять рупий», - тараторил он, без проблем переводя время в деньги. Массаж делали тут же, укладывая клиента на грубо сколоченные из дерева щиты – у нас такие используют на стройках в качестве поддонов для кирпича.

Третий ничего не говорил. Сразу повесил мне на шею шафрановую гирлянду, тут же зачерпнул из плошки что-то желтое, вымазал этим мой лоб, стряхнул с ладони остатки, пальцами прочертил на лбу борозды, другой рукой нырнул в банку с красным, большим пальцем поставил пятно, чуть отстранился, как художник от холста, и подумав добавил чуть пониже, почти на переносице, оранжевую точку – последний штрих. Теперь к реке, в руках у меня уже блюдце, сплетенное из сухих банановых листьев, в нем – снова шафран и плоская свечка. Зажгли, теперь отпустили в реку, дальше: «Повторяй за мной» - и тарабарщина на хинди. Я пытаюсь звукоподражать. Всё, с вас 200 рупий (примерно 120 рублей). Разбойник без боя удовлетворился полтинником.

От бесконечных «халлё» (хэллоу), «что хочешь?», «как дела?», «ты доволен?» уже готовы лопнуть барабанные перепонки. Чем ближе к центру набережной, тем гуще толчея. Бамбуковые мачты впиваются в небо, как твои нервы. Бесконечно трепыхающиеся на ветру яркие треугольные флажки заставляют наливаться кровью глаза. Даже лодки своим неспешным хороводом уже сводят с ума...

...Похоронный базар. Здесь к нам не пристают: значение этого товара недоступно разуму белых пришельцев. Более блестящего, сверкающего и полного оживляюще-радостных красок места не сыскать во всей яркой Индии. На блюдах из лозы – вороха цветочных гирлянд; покрывала и подушки красных тонов с золотым шитьем; вода, сандалии и какие-то платки, напоминающие наши картины на батике. Самый невзрачный товар – глиняные кувшинчики, в которые собирают пепел сожженных тел, чтобы развеять его над Гангом.

Крематорий

Дым! Это дым, - понимаем мы, - а не туман, вдруг на излучине реки скрывший весь остальной город. Крепостная стена домов внезапно рвется и крошится на множество коричневато-серых храмов, подпертых высоченными поленницами сандалового дерева. На воде – почти такие же поленницы на почти утопленных под их тяжестью баржах.

Смашан. Главный «крематорий» Индии. То, что мы видели в самом начале набережной, – убогий филиал.

Здесь – толкотня. Пять запруженных людьми террас, на каждой горит костер, хотя можно было бы разложить и по три-четыре, место позволяет. На верхней как раз готовят второй. Поленница из кривых сучковатых тяжеленных и крепких сандаловых «дров» - высотой до плеча. Сверху – покойник, укутанный в саван по самые глаза. Ногами к реке. Парнишка в белом прибежал из храма с горящим пучком длинных лучин и пытается запалить неподатливый сандал.

Мимо, от барж к складам у подножия храмов, с трудом удерживая на голове короткие бревна, с огромным напряжением, отдающим дрожью в коленях и всем теле, медленно тянутся по ступеням грузчики – узкой цепочкой, как муравьи. У складов бревна не рубят, а раскалывают, вбивая в них по одной линии подряд несколько стальных клиньев – иначе никак. Дерево – железо.

Костер занимается. Неровно. Парни с лучинами суетятся, колдуя над пламенем уже вдвоем. Соседний уже догорает. Костер, но не труп. Останки – слишком отчетливо видимые даже издали – длинными шестами запихивают обратно в уголья. Вони нет. Только когда вспыхивают волосы, так же ненадолго «вспыхивает» и уносится прочь характерных душок.

«Можно снимать, если хочешь, - дышит в ухо очередной «гид» с полным ртом гнилых зубов. – Почему не хочешь? Совсем недорого». Да хоть бы и даром – руки не поднимаются. Не дай бог запечатлеть чью-то отлетающую душу.

...Мы уходим, не дожидаясь, когда начнут лопаться черепа...

***

Утром набережная полна других красок. Баржи привозят не сандал, а многочисленных паломников. Вот дедушка замер так, будто подпирает клюкой накренившийся храм – местную «пизанскую башню». Голенький мальчуган убегает от готового обнять его бирюзового покрывала, отец смеется. Небо – прозрачно-голубое, и Ганг как будто намного светлее и чище. Он полон купальщиков: омовение на рассвете смывает все грехи. Люди входят в священные воды, чуть согнувшись. Выходят – расправив плечи и подняв лица к солнцу. От мрака и хаоса до полного очищения – один шаг. Рядом, как и вчера, дымят погребальные костры.

Город, расположенный в чаше гор, наполняется светом, будто боги любви и добра снова вспомнили о нем и вырвали из лап вечерних демонов смерти.

Утро меняет ночь как рождение – смерть. Круговорот. Одно не может быть без другого.

Нигде так, как в Варанаси, не замечаешь это так ясно.